Елена Воробьева - Не оставляющий следов: Обретение

– Да хранят тебя все боги земли и неба, почтенный Шандис Васа Куккья, – мой спутник вежливо поклонился. Я последовал его примеру.

– Подобно пылающему огню в ночи приходишь, Странник Доо, – склонил голову и прижал ладони ко лбу. – Все будет так, как тебе по сердцу. Все будет так, как тебе угодно. Все будет так, как тебе желанно.

Слуги проводили нас в гостевые комнаты, объединенные просторным общим залом. Моя спальня представляла собой небольшое помещение с огромной нарочито грубо вытесанной кроватью, застланной толстым шерстяным покрывалом. Массивный комод, густо украшенный резьбой, низкий столик, на котором стояли традиционная чаша с фруктами и кувшин с водой. Красиво, но чуждо. У нас в Бахаре даже солидная мебель выглядит изящнее. Огромное окно забрано алебастровой решеткой. Сквозь ее причудливые узоры с трудом протискивались лучи заходящего солнца.

Мне помогли распаковать дорожный мешок, доставили чистую одежду и унесли походную, пообещав привести ее в порядок. В спальне была еще одна дверь, за которой скрывалось помещение с крохотным бассейном и отхожим местом, деликатно отгороженным ширмой. На каменной скамье выстроились в ряд плошка с жидким мылом, брусок пемзы, сандаловые палочки для чистки зубов, стопка мягкой хлопковой ткани. Едва ли что-то еще могло доставить большее наслаждение. Я с удовольствием перенял привычку южан мыться два раза в сутки, в дороге этого очень не хватало. Вода охладила разгоряченное тело, смыла пот и пыль, успокоила волнение. Впервые переступил порог чужого дома и боялся обидеть хозяев незнанием принятого уклада.

Вскоре за нами прислали провожатого. Через слоновьи ворота прошли в сад с фонтаном и закованным в гранит водоемом, цветущими гибискусом и жасмином, важными павлинами, разноцветными попугаями. Сию, маскируясь в траве, крался познакомиться с птичками поближе. В белоснежной мраморной беседке Шандис Васа Куккья встречал торжественно шествующего по дорожке Учителя Доо, облаченного, как и я, в широкую длинную рубаху, украшенную по вороту и подолу затейливой вышивкой. Закатное солнце подмешивало к спокойным краскам сумерек свою непревзойденную киноварь, распуская ее по зеркальной глади Манитулоо, блистающей сквозь листву и ограду сада.

Почетного гостя усадили на медный табурет с восемью гнутыми, словно вывернутыми ножками. На шелковом сиденье лежала простая травяная подстилка с разлохмаченными краями. Двое слуг принесли бронзовый тазик и высокий глиняный кувшин. Омыли сначала левую ногу Учителя Доо, затем, после какого-то бормотания, правую. Далее подали воду для омовения рук, уже в серебряном тазике. На поверхности плавали лепестки цветов и неочищенные зерна ячменя. У нас дома таким иногда угощали коней. Учитель сложил ладони пальцами вверх, часть воды вылили на них, а оставшуюся демонстративно выплеснули. Шею укутали гирляндой из мелких синих цветков.

Сам хозяин с поклоном поднес чеканную золотую чашу. Учитель Доо перемешал содержимое большим и безымянным пальцем и торжественно произнес:

– Мед навевают ветры достойному [21]. Мед струят полноводные реки. Медовыми пусть будут растения, ночная и утренняя роса. Медоносным пусть будет земное пространство... – Простер руку в сторону востока. – Пусть вкушают тебя духи Неба и Земли. Пусть вкушают тебя Великие Матери. Пусть вкушает тебя Вечносущее Небо. Пусть все боги вкушают тебя.

Поочередно указал на север, запад и юг, зачерпнул ритуальное подношение и трижды поднес к губам:

– Молоко Небесной Реки... я пью его... оно во мне.

Передал чашу. Брови хозяина чуть дрогнули в удивлении, когда я принял ее, но глаза остались безмятежны. Осторожно зачерпнул пальцами непонятное месиво. Густая кисло-сладкая субстанция, с явным вкусом меда и чего-то молочного. Странно, но неплохо. Я бы даже сказал: очень хорошо. Освежает.

Солнце село. Стремительно надвигалась ночь, вытесняя багрянец черным. С ревом взметнулось жадное пламя в медных жертвенниках по углам беседки, принимая эстафету у гаснущего заката. Учитель Доо обошел их посолонь [22], бросая в огонь порошок, который нес за ним на подносе слуга. Распевал благословения дому, семье и скоту хозяина, хотя на животновода тот был совсем не похож.

Когда церемония закончилась мы торжественно прошествовали в соседнюю беседку, где все было приготовлено к ужину: плетеные циновки, подушки, низкие столы, ломящиеся от блюд с разноцветным рисом, тонкими лепешками, рагу из овощей и неизменными соусами.

– Вкушай все без опаски, благословенный Небом гость, – Шандис Васа церемонно повел рукой в сторону яств. – Здесь выставлены со всем почтением щедрые дары земли и садов. Никаких животных! Я приказал отринуть грубую пищу, чтобы ничем не осквернить чистый дух странствующего мудреца.

– Благодарю, друг мой, ты необычайно заботлив, – вдохновенно-постное выражение лица Учителя Доо не смогло скрыть мелькнувшего в глазах сожаления.

После трапезы нас сопроводили в гостевые покои и оставили одних. В общей комнате посверкивали огоньками светильники, затянувшая окно кисея преграждала путь не только комарам и мошкам, но и свежему воздуху. Учитель удобно устроился на подушках и заговорил мягко и размеренно.

– Друг мой, нам придется здесь задержаться, и кое-что я должен тебе рассказать о хозяине этого дома, чтобы избавить нас всех от недоразумений. Я очень обязан предку этого рода. Мой долг – присмотреть за ними. Когда правителям Зебанавара отдали во владение завоеванный Танджевур, младшая ветвь семьи присоединилась к переселению. Испокон веков Васа занимались резьбой, порой достигая в своем ремесле невиданных высот. Не раз им предлагали влиться в высшую семью, но они мудро держались своего места. Особых богатств не стяжали, любви властей не снискали, но осторожно и умело вели свой клан через пороги и стремнины политических изменений, завоевывая уважение окружающих. Да, они консервативны и погрязли в замшелых традициях, но это и недостаток, и достоинство одновременно. – Учитель Доо вертел в руках чеканный кубок с водой. – Посему оставим на время наши привычные манеры, здесь они будут неуместны. Веди себя тихо, услужливо и покорно, потому что такова обязанность ученика странствующего святого. Да, Аль-Тарук, не вздумай смеяться, но здесь я нахожусь именно в этом статусе.

Те, кто поклоняется Вечносущему Небу, в своем стремлении к совершенству последовательно преодолевают несколько ступеней.

Первая: ученик, неразумный как дитя, но полностью открытый познанию мира. Его задача – научиться воздержанию от желаний, эмоций, страстей.

Вторая: созидатель, чей долг состоит в умелом хозяйствовании и обретении семьи. Здесь главное – укорениться в этой жизни, врасти в землю, укрепить основу бессмертия рода.