Елена Воробьева - Не оставляющий следов: Обретение

Портовый район делился на рыбацкий, рабочий и гостевой. В последнем останавливались торговцы и моряки с пришедших судов, и именно там находились практически все таверны, кабаки и постоялые дворы. По прямым широким улицам гостевого квартала с завидной регулярностью курсировал немалый отряд стражи, а перед дверями увеселительных заведений в обязательном порядке скучали пары-тройки крепких вышибал, которые смотрели на нас весьма неприязненно. Серьезно здесь поставлена охрана общественного спокойствия!

Все заведения были аккуратными, чисто убранными, производили приятное впечатление, но Учитель Доо, руководствуясь какими-то лишь ему известными соображениями, вел меня все дальше и дальше. Наконец-то остановился перед небольшой таверной с высоким забором и двором, закрытым навесом из слюдяных пластин. На вывеске над входом красовалась скособоченная мохнатая лошадка с непропорционально длинной шеей. Вокруг изображения вилась надпись, выполненная по всем правилам каллиграфии: «Копыто альпаки». Я уже хотел высмеять горе-художника, но Учитель Доо погрозил пальцем:

– Не попади впросак, здесь такие животные и вправду водятся. На тебе сейчас портки из их шерсти.

В отличие от кусачей рубахи, ткань которой традиционно изготовили из руна обычных овец, штаны были необычайно удобными. Мне они понравились, а нарисованная зверушка – нет. Нелепая какая-то.

Внутри таверна выглядела бедненько, но чистенько: как раз под стать нашему нынешнему облику. Это еще не была та самая чистота нищеты, которая происходит от отсутствия хоть чего-то ценного, но уже к этому все шло. Обеденный зал был пуст, и неведомо, дождутся ли длинные столы и массивные лавки посетителей. Внешность хозяйки была необычной: круглое лицо с крупными, точно высеченными в камне чертами, высокие скулы, орлиный, чуть приплюснутый нос, широкие размашистые брови над зоркими глазами. Тяжелые прямые волосы цвета воронова крыла, перевитые сединой, заплетены в две длинные косы. Облик солидный и даже суровый, в отличие от манер. Она суматошно металась из зала на кухню и обратно, как курица с отрубленной головой: норовила одновременно накормить нас, напоить пивом и погладить спинку мятого после плаванья Сию. Узнав, что нужна комната на ночь и полноценный обед, немедленно взлетела вверх по лестнице и минут через пять окликнула со второго этажа.

– Вот… – бормотала, запыхавшись и опершись на распахнутую дверь. – Добрая камора. Чисто-та да сухо-та...

Да, комнатка была небольшой и обставленной весьма аскетично. Две узких кровати, сундук у окна… А больше нам ничего и не надо.

Хозяйка поспешила на кухню, а мы разложили на отскобленном до белизны дощатом полу наше имущество. Хотя какое там имущество - куча окончательно испорченных вещей, годных только на выброс, на которую даже Сию косился с подозрением и брезгливостью. С сожалением пришлось проститься с изодранными шарфами, шляпой и остатками припасов. С вечнотекущими и разваливающимися сапожками расстался без сожалений. Походное облачение, включая наручи и гамаши, было грязным, волглым от сырости и просто кошмарно мятым. Только прикрытые наручами рукава с непромокаемыми карманами и пояса с футлярами не пострадали, да шнур талхов сиял первозданной чистотой.

– Смотри, после посещения храма Богини к нему будто и грязь не пристает, – показал шнур наставнику. – Вот бы попросить Деву Ночи, чтобы она остальную одежду так же заколдовала... – мечтательно протянул я, с трудом раскрывая покоробившийся от избытка влаги деревянный тешань.

– Ты хочешь предложить Госпоже Иллюзий высушить твои портянки? – в глазах Учителя Доо прыгали смешинки, но тон был убийственно серьезен. – Попробуй попроси. Она тебя любит, поэтому лишит рассудка не сразу.

– Можно подумать, я сейчас сильно похож на нормального!

В бесформенной одежонке явно с чужого плеча мы с наставником выглядели грязными нищими. Сию, оценив наше бедственное положение, ушел побираться по таверне.

– Баньку вам затопила, господа хорошие, – в дверь без стука просунулась голова хозяйки. – Баньку-та будете? Ой, шта это у вас тут?..

Мыться? Сейчас? Не-е-ет, ни за что! Я на крыше так нахлебался воды, что ближайшие годы буду смотреть с отвращением на всякие бассейны и купальни. Учитель Доо перехватил мой отчаянный взгляд и с усмешкой покачал головой:

– Конечно будем, дорогая хозяюшка. Как же без баньки-то, с дороги... – он заметил, что хозяйка нерешительно косится на кучку негодного имущества. – Да не стесняйся, пересмотри, если интересно.

– Вот и я говорю, шта без баньки-та ну никак нельзя... – тетка деловито кинулась перекладывать все, что мы посчитали пропавшим, – Ой-да, беда-беда, сколько снеди доброй спортилось!.. Да шта же за оказия-та с вами приключилась? Ой-да, и шапки истрепались, как есть, куда уж их-та... А сапожки справные, пошта их в мусор-та швырять? – хозяйственный взгляд уперся в разложенное снаряжение. – А то одёжа ваша? Ой-да, справная одёжа... давайте-ка, давайте-ка ее сюда вот... я девкам накажу, все отстирают, как положено-та – и замочат, и отомнут, и выполощут на три раза, не меньше, – все посушат, все расправят, будет куда с добром. А сапожки-та...

– Мы в горы пойдем, – Учитель Доо доброжелательно наблюдал за массивной, но подвижной, как шарик ртути, женщиной. – Нам обувь покрепче нужна...

– Вот и ладно, вот и славно, – она прижала к груди и ботинки Учителя Доо, раскисшие, потерявшие форму, и мои неудачливые грязедавы, лопнувшие по шву. – Я приберу? И ту потешку? – она ткнула пальцем в учебный тешань. – Потешки-та зачем в горах?

– Незачем совершенно, – серьезно кивнул Учитель Доо. – Забирай, добрая хозяюшка.

– Какой господин Вы хороший-та, – тетка улыбнулась необычайно сердечно. Редкая улыбка... но искренняя, не дежурная. – Всё разумеете. Это же скарб! Не надо швырять, все к делу пристрою... Да, – затараторила, деловито пересматривая нашу грязную одежду и добавляя к ней окончательно испорченные, по моему мнению, шарфы, – котею вашего попотчевала, за одёжей девок счас пришлю, банька-та сготовлена, снедать сядем сразу опосля.

И, махнув подолом широкой юбки, вылетела за дверь.

– Что она сказала? – не понял половину слов ее стрекочущей речи. – Кого... снедать?

Учитель Доо рассмеялся. Беззвучно, но от души.

Баня мне, в принципе, понравилась. Сию только заглянул в парилку – и тут же задал стрекача. Сдерживаясь, чтобы самому не убежать следом, терпеливо сидел на широкой деревянной полке, издающей горьковатый запах ольхи, укутавшись в мягкую хлопковую простыню. От жара сложенных на жестяной печи раскаленных камней, кажется, потрескивали даже бревна стен. Нос и гортань обжигал горячий воздух, каждый вдох – как испытание. Пот заливал глаза и ручьями струился по телу. В углу притулилась деревянная кадушка с ароматной солью. По примеру Учителя Доо тщательно растерся ею, а затем, выскочив в мыльню, долго смывал с горящей кожи теплым отваром горных трав из глубокого тазика.