Анна Алмазная - Лоза Шерена. Братья [СИ]

Раскинулся в далеком краю волшебный лес. Много деревьев было в том лесу, но одно выросло особенно высоким. Возвышалось оно над другими собратьями, и весь лес ему завидовал. Завидовал пышной кроне, тянувшимся к солнцу ветвям, ручейку, что поил его корни… И дерево радовалось чужой зависти. Возгордилось.

— Глупое делево, — сонно буркнул Рис.

— Глупое, — задумчиво подтвердил Рэми.

Да и не сказка это вовсе, может, не стоило бередить ребенку душу? Но слова продолжали литься, а Рис продолжал внимательно слушать.

Однажды дерево услышало голос. Слабый, почти неразличимый в шуме ветра, доносился он из-под самых корней… и был таким жалобным, что дерево на миг смилостивилось.

«Кто ты? — спросило оно. — И чего хочешь?»

«Милое деревце, помоги, я умираю, — запищал отчаянно голосок. — Ты такое сильное, такое высокое… а мне не хватает света. Не хватает солнышка… помоги!»

«Что за дело мне до какого-то ростка?» — усмехнулось дерево.

«Но ведь у каждого должен быть друг?»

И дерево замолчало. Друг? Зачем ему друг? Зачем ему кто-то? Разве мало солнца? Ветра? Птиц, что клюют его ягоды, вьют в ветвях гнезда, защищают от букашек? Разве они не друзья?

Но слова ростка запали в душу. Вспомнило дерево времена, когда было маленьким и слабеньким. Вспомнило, как тяжело было дотянуться до солнечных лучей, как было холодно и страшно внизу, одиноко… вспомнило и старую, покрытую мхом березу, что росла рядом. Береза все время шелестела успокаивающе ветвями, уговаривала не сдаваться, расти ввысь, мол, еще чуть-чуть и будет то самое солнышко, и дерево слушало. Не сдавалось.

А когда дерево догнало березу, разыгралась страшная буря. Гнула она, рвала листья и ветви, ломала и корежила, и дерево скрипело, но с упрямым стоном распрямляло ствол в каждом перерыве в завываниях бури.

На рассвете все утихло, опустилась на лес тишина, и дерево поняло — чего-то ему не хватает. Не было рядом березы. Были острые щепки пня и покрытый мхом сломанный ствол у корней…

Друг, подумало дерево. Была ли та береза его другом?

— Была, — мурлыкнул Рис. — Плодолжай, Лэми… прошу…

От воспоминаний стало больно и тревожно. А еще — одиноко. И дереву захотелось вдруг ощутить давнее тепло, поговорить с кем-то… наполнить чувством бездну одиночества.

«Живой ли ты еще, росток?» — спросило оно.

«Живой… но уже недолго…»

«Как я могу тебе помочь?»

«Разреши взобраться по тебе к солнцу… прошу…»

И дерево разрешило. Почти радовалось оно, когда что-то нежно касалось его корней, обвивало ствол, стремилось по ветвям, щекоча кору мягкими усиками, рассказывая сказки. И дерево засыпало под тихий голос ростка, и просыпалось только с одним желанием: услышать его вновь. Порадоваться тому, что растенице за ночь подросло еще немного… совсем чуть-чуть. Еще чуть-чуть…

Когда нежные, светло-зеленые стебли достигли самой вершины, дерево было счастливо. И не заметило, как облетели листья на лозе, как мягкие, зеленые стебли стали быстро крепчать, становясь коричневыми, жесткими. Как выросли на них шипы… и лишь когда врезались они в кору, выпивая соки, иссушая, дерево взмолилось:

«За что?»

«Я тоже хочу жить!» — ответила лоза.

И когда сменилась луна с ущербной на полную, пролетал над лесом демон. Увидел огромное, иссохшее дерево, увидел увитые колючей лозой ветви и засмеялся…

Вот так пришла в мир лоза Шерена.

— Рис?

Рис посапывал во сне и, наверное, так и не услышал печальный конец сказки. Может, оно и к лучшему. Рэми уложил мальчика на кровати, укутал в одеяло, погасил лампаду и вышел… Но растревоженное воспоминаниями сердце почему-то не успокаивалось.

Снег сыпал всю ночь и прекратился как-то внезапно. Очистилось небо, выглянуло солнце, углубило синие тени, и покрытый белым одеялом город расцвел золотыми искрами.

С самого утра столицу радостно будоражило. Скрежетали о мостовую лопаты: подгоняемый морозом народ суетился и спешил разгрести у домов сугробы. Бросались снежками мальчишки, мяли еще нерасчищенный снег лошадиные копыта. Колол щеки, украшал деревья пухом, а окна — ледяными цветами, мороз. Наконец-то пришла настоящая зима.

Радоваться бы. Вздохнуть с облегчением. Сбросить с плеч серость осени, но почему-то в этот день не радовало ничего, даже приезд матери и сестры, хоть и ждал его Рэми с нетерпением. Он и сам не знал, откуда взялось это тягостное предчувствие. И почему опять мучили ночью кошмары, и тянул душу, изматывал проклятый зов.

Казалось, та встреча с Миром была так давно. И узы, соединившие их, опутавшие, лишившие воли — тоже были давно. И он давно все решил, сбежал, сумел противостоять проклятому зову… Мир звал каждую ночь. Упрямо. Безумно. Душу рвал тоской. И Рэми, наверное, сошел бы с ума, если бы учитель не подарил ему амулет… паутина медных проволочек на простом шерстяном шнурке… И только после этого заклинатель стал спать спокойно…

До вчерашней ночи.

Вчера Мир вновь приснился. Бледный, исхудавший до прозрачности, он уже не звал, лишь смотрел с немым укором. А Рэми упрямо сжимал зубы и отворачивался. Пусть себе корит, вины все равно не было. Мир требовал слишком многого. Полного подчинения. Самоотдачи. А за Рэми стоят его близкие, те, кому он так нужен. И вторая душа… Аши. Полубог, сильный и слабый одновременно. Целитель судеб. Подарок богов и проклятие.

Я с тобой, Рэми. Мы вместе выбрали, мы вместе ушли… не мучай себя этим выбором.

Да, Аши был всегда рядом. Укрывал крыльями, поддерживал, шептал что-то, исчезал, когда становилось душно и хотелось одиночества, послушно растворялся в душе, когда нужна была его мудрость и сила. Аши был почти всемогущ. Но подчинялся Рэми безропотно, берег своего носителя так, как никто и никогда не берег… и доверял настолько, что было страшно. Да, Аши мудр, но и одинок. И беспомощен в своем одиночестве. А еще… Рэми это чувствовал — Аши боялся, что носитель его прогонит.

И никогда не пытался взять вверх над носителем.

И никогда не жаловался… никогда не укорял. Принимал решения безропотно, и от этой безропотности становилось еще более стыдно и горько. Тяжелая это ноша — чужая судьба. Судьба всемогущего полубога тяжела особенно. Аши создан богами, чтобы служить Миру. Но служить не хотел. Как его носитель.

Мир — архан.

Мир может прожить сам.

Мать, Лия, Аши — нет. Да и каждый сам решает, кому служить, а кому не служить. Рэми выбрал — прислуживать он не будет. Ни Миру, ни кому-то еще.