Анна Алмазная - Лоза Шерена. Братья [СИ]

Жрец не слышал бесшумной молитвы, но на миг вырвался из сонного оцепенения, кивнул Варине и прочертил в воздухе благословляющий знак. Может, обойдется, и боги услышат? Пожалуйста, пусть они услышат…

Внезапно почувствовав озноб, Варина запахнулась в шерстяной платок и устало посмотрела ставшие у ворот, крашенные яркой росписью сани. Чуть слышно заржала, обрадовавшись скорому отдыху, каурая лошадка, закашлялся усатый возничий. И улыбнулась вдруг сидевшая в санях тонкая девушка, восторженно улыбнулась, открыто, а широко распахнутые темные глаза ее засверкали счастьем и любопытством. Сидевшая рядом с ней строгая женщина, наверняка, мать, подала какой-то лист бумаги подошедшему дозорному, и возничий спрыгнул на расчищенную мостовую, помогая тонкой девушке сойти с саней. И посмотрел с таким восхищением… будто на редкостный цветок, внезапно оказавшийся в его загрубевших, широких ладонях.

Девушка взглядов возничего не замечала. Она все так же с восторгом рассматривала высокие городские стены, впитывала в себя городскую суету, хруст снега под быстрыми шагами. И вздохнув, будто поняв, что не видать ему этого цветка, возничий развернулся к прислужнику, кинув ему монетку. Затем помог женщинам сгрузить прямо на снег немногочисленные узлы, вежливо поклонился попутчицам и направился к дозорным.

И в тот же миг встрепенулась, смахнула с себя оцепенение Варина. Она узнала, не могла не узнать, и глубокий взгляд девушки, и странную, будто аристократическую выправку женщины, и уже не сомневаясь шагнула вперед.

Она не могла обманываться. И когда темный, спокойный взгляд женщины остановился на Варине, по спине пробежал холодок страха. Разговор с матерью Рэми легким не будет.

В крохотной камере было тепло и сухо. Тюфяк на полу — свеженабит соломой, остывавшая на грубосколоченном столе еда — вкусной и сытной. Наверное, так ее не кормили никогда. И не заботились подобно этому странному мужчине в неприметной одежде.

Она не знала его имени. Она не знала, кто это. Она не знала, почему он принес ей в первый же день теплую и добротную одежду, почему небрежно бросил на тюфяк одеяло, почему оставлял на вечер свечи. И даже, когда она обмолвилась, что умеет читать, принес ей книгу…

В дорогом переплете!

Она забывалась в исписанных каллиграфическим почерком строках, она читала до изнеможения, пытаясь забыть холодный взгляд серых глаз и четкие, режущие сталью слова.

Помню! Выкуплю! И в полнолуние прикажу высечь так сильно, чтобы никогда ты не смела потешаться над чужим горем!

Новолуние уже так скоро, через пару дней, а что, если она все же ошиблась?

— Он ведь забыл, правда?

— Он никогда и ничего не забывает, — ответил мужчина, забирая поднос с почти нетронутой едой. — Так что молись, чтобы твое предсказание исполнилось вовремя.

Вовремя? А что исполнится он не сомневается?

Первый снег лег также и на горы. Укутал вершины, скрыл опасные скалы, спрятал извилистые тропы. Выровнял все и всех.

Снег струился меж сосен одеялом, поблескивал в лунном свете, навевал покой, и захотелось вдруг сложить крылья и нырнуть вниз, в пушистые, обжигающе холодные объятия. Может, станет легче…

Аши знал, что уже не станет.

Устав лететь, он камнем упал в белое марево, поднимая ворох пушистого пуха. Сел прямо на земле, как дитя обнял руками колени и, посмотрев в бездонное, усыпанное звездами небо, взмолился:

— Почему, отец? Почему не даешь ему помочь? Почему я должен его оставить? Почему я не могу изменить нити судьбы Алкадия? Люди меня считают всесильным… но ты… ты сделал меня таким слабым… почему?

Поняв, что ответа не будет, Аши бессильно сжал зубы и, как ребенок, спрятал лицо в коленях. Но он не был ребенком. И успокаивать его было некому. Отец молчал, будто не слышал. Или не слушал. Единственный, кто его пожалел, кто дал приют в собственной душе, попал в ловушку, из которой даже Аши его спасти не мог…

Алкадий на самом деле еще не знает, кого он поймал. Но однажды узнает… и если у Рэми к тому времени не будет сильной защиты…

Выхода нет. Вздохнув, он еще раз посмотрел в бездонное небо и закрыл глаза, дал выход собственной силе, раскрывая ладони… стало тепло и спокойно. Заструились вокруг, заласкали пальцы нити судеб… и пусть не все Аши может изменить, не всему помочь…

Две нити… Две сильные судьбы — в одно…

— Прости, Рэми… я знаю, что мы оба выбрали не это…

Мерно бьется где-то вдалеке сердце носителя. На миг затихает, будто прислушиваясь… и вновь пускается вскачь, отзываясь на едва слышимый, приглушаемый магией зов.

Зов становится с каждым днем все слабее… надо спешить. Пока для всех не будет поздно.

— Почему ты столь доверчив, мой юный маг? — мягко улыбнулся Аши.

— Тише, дитя мое, тише, оно и к лучшему… — мягкий женский голос. И Аши, вздрогнув, открыл глаза. И, еще не поверив, спросил:

— Виссавия?

Но ответа не было. Боги безжалостны. Ко всем, даже к сыну верховного бога, Радона.

— Не надо, дитя мое, не трави себя опасными мыслями.

И вновь тишина…

Отблеск огня в камине струился по влажным простыням. Запах пота, мокрых волос, ласковое, поддатливое тело… Телохранитель наследного принца, Кадм, добивался этой арханы так давно, так не хотел, чтобы им мешали, но хариб был неумолим…

— К тебе гость, — прошептал он едва слышно на ухо, и в глазах его мелькнула тень неодобрения…

Кадм поцеловал красотку в губы, встал и накинул халат. Гость посреди ночи? Это было даже забавно…

В приемной было тихо как в гробнице. Свет в ней казался мертвенным, а пол под босыми ногами — холодным. Кадм налил немного вина, сел на край письменного стола и не слишком ласково посмотрел на гостя: наглец. Рожанин, Кадм даже отсюда чувствовал: татуировки у гостя желтые. И магии нет совсем, но… Кадм оставил вино в сторону: душу-то его на разглядишь. Она будто в тумане… как начинаешь пристально смотреть, так ускользает. И теперь понятно, почему хариб им так заинтересовался: гость ведь необычный. Очень. А с первого взгляда и не скажешь: этакий отожравшийся клубок, сын богатого рожанина: четыре щеки, ленивые движения, каштановая копна волос. Вонь от пота. И веснушчатое лицо. Увидел бы на улице, сразу бы и забыл. А тут, в тишине приемной, забудешь теперь…

— Как вы сюда попали? — спросил Кадм, хотя и знал, что гость ответит вряд ли. Хотя уже то, что дух замка пустил его посреди ночи, было, мягко говоря, странным.