Андрей Земляной - Двойной горизонт [litres]

Прибывавшие отряды сразу же расформировывались с тем, чтобы в одном подразделении были люди из разных краёв Европы, и им придавался офицер, прошедший обязательную трёхмесячную стажировку в учебных лагерях или ещё более основательную полугодичную подготовку в офицерской школе под Берлином.

Для того чтобы реализовать подобный порядок, потребовались меры чрезвычайные, вплоть до уничтожения отдельных военачальников и свержения правящих династий. Но результат того стоил. Невиданная концентрация ресурсов и власти в руках трёх царствующих домов и десятка банкирских семей давала поистине волшебные возможности. Уже не казались несбыточными планы по покорению Индии, Китая и самого желанного приза – Северной Атлантиды. И то, что в начале этих славных дел нужно будет всего лишь уничтожить так донимавшую всех Россию, только добавляло перца ситуации.

Вся информация, поступавшая от агентурной и армейской разведки, наблюдателей и аэроразведки, сходилась в командный пункт, занявший просторное здание Генерального штаба Военного приказа близ Пресненских прудов.

На огромной карте, нарисованной на стеклянной стене, флажками отмечались перемещения вражеских армий размером до полка и особенно крупных обозов. Также на основании газетных статей следили за формированием новых полков и строительством военной техники. В целом понятие «военная тайна» ещё не существовало, так что заметки о том, что с такого-то завода выпущен в небо пятьдесят второй дирижабль, или о досрочном закрытии контракта на поставку орудийных стволов, попадались постоянно.

Всё это время Горыня метался по строящимся укрепрайонам, подгоняя поставки сырья и материалов, а иногда и вешая особо непонятливых деятелей, ближе к солнцу, для окончательного просветления. Так, после вопроса о судьбе эшелона со стройматериалами, получив ответ «Не могу знать» от полковника-интенданта, лично воткнул тому пулю в лоб перед подчинёнными полковника, обалдевшими от такого представления.

Состав нашёлся через три часа, правда уже не весь, но убыль по количеству груза была компенсирована десятком повешенных интендантов и железнодорожников, включая боярина Рубцова, который, собственно, и затеял всё это дело.

Так, или более того, лютовали все советники и офицеры, занимавшиеся созданием полосы препятствий для европейских проходимцев, поскольку понимали, что невложенная копейка сейчас это чья-то жизнь, а возможно, и не одна. А те, кто не понимали, в лучшем случае перебирались в глубокий тыл, заниматься лесозаготовками, а самые выдающиеся украшали собой «Г» – образные инсталляции.

Пока на западной границе собиралась внушительная толпа в пять миллионов голов, и ещё пара миллионов на южной, в районе Румынии, группа армий «Центр», под командованием Петра Ивановича Багратиона, группа армий «Юг», под командованием Михаила Богдановича Барклая де Толли, и собранная по остаточному принципу и на всякий случай армия «Север», Ивана Фёдоровича Паскевича, занимались обустройством отдельных опорных узлов и боевой учёбой.

Всего в трёх группах армий было около трёх миллионов человек, а основная часть пополнения, в виде поместных, запасных и резервных полков, устраивалась на второй линии обороны, ближе к центральным районам, что было связано со сложностями снабжения армии продовольствием. Даже несмотря на действующие ответвления Главного рельсового хода, в виде однопутных железнодорожных путей, ведущих к военным городкам, работавшие на снабжение армии десятки воздушных кораблей-пятитонок, обеспечение было непростой задачей, и связано это было с отсутствием промежуточных складов и автомобильного транспорта с дневным пробегом в двести километров. Там, где уже нельзя было гонять воздухолёт, в дело впрягались конные повозки, двигавшиеся со скоростью быстрого пешехода.

Европейцы поступали проще, изначально насытив места развёртывания армий зерном и фуражом, а когда еды не хватало, солдаты просто голодали, дожидаясь подвоза, или грабили соседние хутора и городки. Если же продукты так и не приходили, а воровать было негде, то солдаты бунтовали и в итоге удобряли землю своими останками после прибытия дежурной команды магов.

В общем, армии были по размеру уже на уровне двадцатого века, а транспорт, в массе своей, так и остался в веке девятнадцатом, несмотря на отдельные прорывы.

И именно поэтому огромная неповоротливая армия, одно управление которой занимало десяток обозов, так же медленно и неторопливо накапливалась на границе, собираясь в двадцатых числах мая перейти её и ринуться мутным потоком к Москве.

Началось как всегда внезапно, в четыре часа утра, когда солнце только встало над горизонтом.

Вражеские полки по наведённым переправам и просто по суше начали массово переходить границу в районах Белой Руси, направляясь к Минску, на Киевском направлении и на юге, откуда удар должен был отсечь низовья Волглы.

Европейская армия, в целом куда хуже вооружённая и менее обученная, просто давила массой, когда на одного русского стрелка приходилось пять-шесть стрелков, а такой ворох пуль обязательно находил себе дырочку.

Опоенные зельями и напуганные до икоты шагающими сзади некромантами, войска лезли вперёд, не считаясь с потерями, и даже смертельно раненный боец всё равно стрелял и полз вперёд, словно в этом и заключалась его жизнь.

Так что практически повсеместно русские войска огрызались, оставляя горы трупов, но отступали, к линии обороны, которую остряки уже прозвали Горынычевой, несмотря на то что строил её князь Тотлебен, а Горыня был лишь генеральным инспектором службы снабжения.

Словно многоголовый змей, линия бугрилась оголовниками дотов и щетинилась башнями орудийных установок, а перед ней, на расстояние до километра, расстилались минные поля.

Больше двух месяцев понадобилось всем трём группам армий, чтобы дойти до Минского, Киевского и Николаевского укреплённых районов, разменяв десять жизней за одну. Но даже такая статистика категорически не устраивала командование армии, и Багратион ходил мрачнее тучи, видя, как просачиваются потрёпанные полки через коридоры в укрепрайонах. Но солдаты и офицеры не выглядели побеждёнными.

Они-то уже взяли своё за смерти товарищей, и на лицах не было и тени обречённости, а лишь решимость биться до конца.

Полки, отдельные батальоны, а точнее то, что от них осталось, и просто группы солдат, выходили к точкам прохода почти полтора месяца, и только к августу в поле зрения наблюдателей появились передовые группы войск. В Минске это были егеря Николя Даву, под Киевом пионерные части Фердинанда, а на юге лёгкая кавалерия маршала Реглана.