Андрей Земляной - Двойной горизонт [litres]

– Благодарствую, волхв.

– Давай, князь. – Арсений улыбнулся, и морщинки словно лучики разбежались по загорелому лицу. – Вышвырни эту иноземную погань с нашей земли.

Нам не нужно, чтобы вы были сильнее и умнее всех. Много более, чем ваша доблесть и гордость нам нужно, чтобы вы каждый день, каждую минуту и секунду своей жизни помнили о том, что есть честь, долг и совесть гражданина Союза. А ещё любовь. Любовь к Родной Стране, и к своей Семье, к Роду и земле отцов. И это – честь, совесть и долг – даст вам всё. Силу, ум и гордость за деяния Рода и ваши дела. Не посрамите же могил ваших предков и всех тех, кто отдал жизнь и здоровье за вас.

А ещё помните о том, какую страну вы оставите своим детям, внукам и потомкам. Каждое ваше действие поверяйте с совестью, и честью, и пусть они станут вашими путеводными звёздами, на жизненном пути.

Это были славные годы. Светлейший князь Горыня Стародубский-Таврический, маршал и первый главнокомандующий Евразийского Союза, шёл по Москве, чуть подволакивая не ко времени распухшую ногу и опираясь на холку огромного то ли тигра, то ли барса светло-серого окраса, а следом, на почтительном расстоянии длинной вереницей тащился кортеж из машин, и пешеходов, к которому всё время подходили новые люди.

Ученики, родичи, высшие сановники Евразийского Союза и просто прохожие бросали свои дела и присоединялись к огромной толпе, что шла следом за одним стариком, с трудом шагающим по улицам столицы. Старик, чьи статуи и портреты висели по всем военным академиям Земли, и его тигр, ставший любимым персонажем сотен мультиков и игрушек, двигались по проспектам и улицам. Каналы телевизионного вещания прерывали свои передачи, переключаясь на прямую трансляцию, и миллиарды зрителей могли видеть, как уходят светлейший князь Стародубский со своим другом Бластером.

И не в постели, окружённые сотнями докторов со всей Земли, и не на поле боя, потому что все знали, князь ненавидит войну, а вот так. Выйти из дома в парадном кителе, где уже не было места для орденов, – и уйти.

«Двести лет!» Горыня покачал головой и поправил портупею с мечом Святогора на поясе. В этом мире он прожил двести лет и многое успел сделать. Где-то на Марсе работали колонисты, дающие вторую жизнь ещё одной планете, а в поясе астероидов трудились тысячи компаний, добывавших ценные ресурсы. Земляне уверенно вышли в космос и не собирались останавливаться на достигнутом. Его многочисленные дети, внуки и вообще потомки, число которых уже перевалило за две тысячи, другие граждане огромной империи и стран Великого Евразийского Мира, трудились, растили детей и, да, иногда воевали, разъясняя неразумным суть времени и смысл термина «нерушимость границ».

Проспект Покорителей Неба сменился улицей Князя Васильчикова, такой же тихой и красивой, какой была смерть Дмитрия Николаевича, в окружении внуков, правнуков и праправнуков. Совсем не такой, как у Пушкина. История любит затейливые виньетки, и гений русской поэзии, дамский угодник и генерал Тайной Канцелярии, закончил свои дни с пулемётом в руках при прорыве из Магрибского посольства, отбивая нападение диких, но заботливо прикормленных племён. Охранники посольства и свита князя, положили больше трёхсот убитыми и несчётное количество ранеными и уже вырвались из окружения, но Александр Сергеевич получил шальную пулю в сердце, и скончался, не выпуская оружия из закостеневших пальцев.

Семейство Варбургов дорого заплатило за провокацию, но стодвенадцатилетнего поэта похоронили.

С улицы Князя Васильчикова князь свернул на проспект Героев Балтики, названный в честь героической обороны устья Невы от британо-французского десанта. Моряки, солдаты и офицеры гарнизона и простые граждане Ладожска дорого отдали свою жизнь, задержав вражеские войска на целых пять дней.

Войска под командованием Горыни пленных не брали, и вода Балтийского залива окрасилась в алый цвет. А через месяц, в тысяча девятисотом году по григорианскому календарю, Отдельная воздухолётная ударная эскадра под командованием вице-адмирала Ухтомского стёрла в пыль все дворцы и дома королевской семьи в Британии, прервав царствующую династию.

Стюарты, восстановившие власть над Британией, Шотландией, Уэльсом и Ирландией, издали и подписали «Указ о военной угрозе», где каждый, затеявший военное столкновение с Российской империей и Евразийским Союзом, признавался умалишённым и подлежал насильственному лечению в государственной клинике.

– Князь-батюшка, не побрезгуй. И котику своему возьми. – Дородная тётка возле лотка с мороженым протягивала Горыне пару шоколадных батончиков «Московского особого», и князь, любивший сладкое, с удовольствием взял мороженое и полез в карман за деньгами.

– Что ты, батюшка. Род с тобой, какие деньги. – Тётка замахала руками, а князь, наконец-то прочитавший фамилию продавщицы, благодарно кивнул.

– Спасибо, Нина Павловна, может, чем другим угодить?

Бластер, давно сменивший рыжую шкуру на роскошный, отливающий серебром серый мех, слизнул батончик в один присест, довольно рыкнул и повёл головой, ласкаясь об руку маршала, благодаря за угощение.

– Вот, батюшка. – Продавщица мороженого неловко, боком вытолкала из-за прилавка маленькую девочку на костыле, с мягкой плюшевой копией Бластера в левой руке. – Никак доктора не справятся…

Горыня с некоторым трудом нагнулся к девочке и, взяв в руки хрупкое тельце, поднял сначала к груди, а потом выше, вытянувшись к небу.

– Слышишь ли меня, Макошь-матушка?

Резкий, словно удар лучевой пушки, сноп света на долю секунды высветил и маршала, и девочку, что замерла в его руках, и погас.

– Ну, милая. Уже всё. – Горыня прижал прозрачную от худобы девочку к груди. – Выкидывай свою палку. Будешь ты у нас первейшей московской красавицей и первой плясуньей. А всё, что до этого было, забудь. Есть только ты, матушка твоя да люди, что тебе помогали.

Придерживая ножны меча, звеня наградами на парадном кителе и поедая вкуснейшее мороженое, князь прошёл через весь проспект Героев Балтики и через замерший перекрёсток, двинулся вдоль аллеи Покорителей Космоса. Да, Королёв был и в этой истории, но всего лишь одним из главных конструкторов, а генеральным был Фридрих Николаевич Цандер, сын Николая Цандера – главного врача Рижской губернской больницы.