Александра Мурри - Мишка с севера [СИ]

Мандарины исчезали один за другим, ароматные шкурки заполнили уже всю поверхность стола, валялись поверх бумаг и на клавиатуре компьютера. Сгорбив спину и вперив взгляд в пустоту, за столом сидела девушка. Голова опущена, темные волосы полностью скрывают лицо. Она медленно, почти медитативно отправляет в рот поочередно то дольки, то шкурки.

В опустевшем здании музея, среди погруженных в темноту залов, только в крохотном кабинете горит свет. Кабинетом помещение называют чисто символически, из симпатии к его владелице. На самом деле — каморка каморкой. Стол, стул, шкафы от пола до потолка, заполненные старыми архивными папками, и непропорционально большая настольная лампа с зеленым плафоном. В углу у входной двери притулилась складная лестница и вешалка с одним единственным целым крючком.

Майя, так звали любительницу мандарин и их шкурок, оттягивала уход домой. Ей предстояло сделать два нелюбимых дела подряд — вернуться в пустую квартиру и упаковать чемодан.

Возвращаться после рабочего дня домой всегда приятно, — скажет большинство. Но не Майя. Ее съемная однушка пустая и холодная, и казалось, с каждым прожитым в ней месяцем становится только холоднее. Если бы в городе жили домовые, можно было бы предположить, что сам дух дома на Почтамской улице недолюбливает новую жительницу, всеми силами старается ее выжить. Но Майя точно знала — в мегаполисах домовые не обитают. Не по нраву им здешняя жизнь.

С тяжелым вздохом она спрятала лицо в ладони. Язык уже щипало от съеденных фруктов. Девятый час вечера, а ничего толкового в голову так и не пришло. Ни одной стоящей идеи по спасению себя любимой.

Все против нее! Как ни крути, сколько не оттягивай, придется собираться в дорогу, искать какие-то сувениры-подарки, чтобы хоть создать видимость радостного родственного визита, и — О, кошмарный ужас! — проводить две недели со своей ненормальной семьей в забытом цивилизацией месте, которое даже ни на одной карте не значится.

«Приезжай на Рождество, иначе случится страшное!» — было написано на тыльной стороне потертой открытки. Без обратного адреса, без подписи. Майя узнала отправителя по почерку, так характерно, как кура лапой, писала только ее сестра. Да и «открытка» была своеобразной, в духе шестнадцатилетней бунтарки, — вафельный рожок с лыбящейся горкой шоколадного мороженого, или чего другого, что тоже коричневое.

Что же такое страшное могло случится, Майя выяснит по прибытии. Если окажется, что сестренка так пошутила… Месть, вот что за беда случится.

Долго, очень долго Майя не появлялась в тех краях. Шифровалась и пряталась как могла, но как оказалось, — без толку. Ей просто дали время. И сейчас, когда выделенное время истекло, ее в ультимативной форме «пригласили» обратно.

Шеф ни с того, ни с сего, с непривычной, и оттого пугающей добродушной улыбкой, отправил отдыхать. Сам, можно сказать, навязал длительный отпуск. Подозрительные вещи творятся вокруг.

Майя стряхнула остатки мандаринов вместе с очистками в пакет, закрыла лэптоп и сунула все богатство в вместительный портфель. Сняла с вешалки куртку и выключила свет. Один щелчок, и словно не лампочка в сорок ватт погасла, а включилась и ожила темнота.

На пороге Майя оглянулась. Кабинет без окон, как маленький бункер, ее убежище последние полтора года. Здесь она проводила больше времени, чем в съемной однушке на окраине города.

Дверь запирала в призрачном свете уличного фонаря, свет которого падал через окно в вестибюле. Тишина, темнота и само время будто замерли, выжидая пока Майя покинет музей. Ощущение нетерпения и прощания, музей, его дух ли, будто подталкивал девушку в спину. Неприятно кольнула обида, до сих пор Майя была с этим старинным зданием заодно, вместе они таились и выжидали. А теперь ее и отсюда выгоняют. Сговорились будто все!

Майя изо всех сил старалась контролировать собственную жизнь, но та, вопреки стараниям, уходила совсем не туда, куда следовало. Или Майя чего-то не понимает. Или не знает… В любом случае, штурвал на корабле «Жизнь Майи Потаповой» не в руках хозяйки.

На улице шел мокрый снег вперемешку с невнятным градом. Уже декабрь, а морозом и не пахнет. В Лапилаипоиалпоисисуурунемаамеретагаландии, то есть — в родных краях — уже небось сугробы по пояс. Надо теплые носки и термобелье не забыть с собой в дорогу взять.

Два года назад Майя Потапова уехала из дома ни с кем не простившись. Сбежала. Да, пожалуй точнее и честнее всего характеризует ее отъезд именно это слово — побег. Светлой летней ночью, закинув на плечо полупустой рюкзак, Майя прошла тайной дорогой, соединяющей потерявшуюся в лесах и во времени деревушку с остальным миром.

Шла долго. Сперва еле заметной тропкой в лесу, затем полем, в гору, под гору, до первой автобусной остановки. Прождала транспорт целый час, постоянно озираясь, страшась, что ее догонят и вернут назад.

Не догнали. И не вернули. Она беспрепятственно купила билетик и уехала в неизвестность. В обычный современный мегаполис в четырех днях пути.

Помнится, ей тогда жутко смешно стало, что вот он какой, билет в новую жизнь — клочок дешевой бумажки с выцветшим неразборчивым шрифтом, стоимость двадцать пять рублей! Смех, правда, больше походил на истерику.

Большой Реальный Мир, где живут и работают обыкновенные люди. Ни тебе бесконечно долгих, темных зимних ночей, ни стай голодных волков, ни малейших проявлений магии. Ни семьи, ни лучшего друга. В восемнадцать лет Майя начала жизнь с нуля. Искала свое место и боролась за него. Нашла и отстояла. Доказала самой себе, что чего-то стоит. И пусть должность архивного работника, мизерная зарплата и крохотная квартирка на отшибе не ахти какие достижения, но Майя собой гордилась. Мало кто из ее сородичей выжил бы один в городе.

Возвращение со щитом, пафосно выражаясь. Только отчего-то щит этот смелости не прибавлял. Будто в Лапилаипоиалпоисисуурунемаамеретагаландию возвращается все та же неопытная домашняя девочка, и ждет ее серьезный нагоняй от строгих родителей.

Длинный путь на поезде. Три пересадки, потом еще сутки на автобусах. Первый — еще относительно новый, с работающими фарами и отоплением. Второй — допотопный, приветливо распахнутые двери приглашали всех, решивших распрощаться с жизнью. Водитель, скорее всего, тоже из этих, — суицидников-экстремалов. Весело насвистывая, за пять минут до отбытия, он увлеченно ковырялся во внутренностях капота.