Роберт Шекли - Сома-блюз

– Куда мы идем? – прошептал я.

– Когда ты последний раз был на исповеди? – прошелестел в ответ Хуанито.

– Ого, я еврей, мы не делаем вещей такого рода, – пояснил я.

– Ну тогда это будет для тебя новый опыт. – Он подвел меня к исповедальной кабине. Я с отвращением разглядывал ее.

– В чем дело? – спросил я. У южноамериканцев иногда прорезывается странное чувство юмора.

– Входи, – сказал Хуанито, показывая на кабину. – Увидишь.

Мне это не понравилось, но черт с ним, я вошел внутрь. Штора загораживала вид на церковный зал. Наклонившись вперед, я обнаружил люк, его открывают, чтобы говорить со священником. Я отодвинул дверцу и открыл люк. С другой стороны донеслись шуршащие звуки, будто священник поправлял свою сутану, или что он там носит.

– Oui, mon fils? [27] Да, сын мой? ( фр .) – немного спустя проговорил мягкий голос.

Я нетерпеливо пожал плечами. Ситуация определенно выводила меня из себя. Огромная полутемная церковь, фантастические очертания, бесчисленные свечи, величественные скульптуры, аромат ладана и благочестия – все вместе моментально вызвало у меня нервное несварение желудка. Это явно не мой Париж. Но все же мне удалось на этой сцене восстановить некоторую часть здравомыслия, и я произнес обычным разговорным тоном:

– Привет, я Хоб Дракониан, кому имею удовольствие исповедываться?

– Мне сказали, что вы немного дурак, – проворчал совсем несвященнический голос по другую сторону перегородки.

– Но все же не такой дурак, чтобы назначать встречу в исповедальной кабине, – заметил я. – Что это для вас, какое-то извращенное удовольствие? И, кстати, кто вы?

– Разговаривая с вами, я должен оставаться невидимым, – сообщил голос. – Это место мне кажется самым безопасным из всех, какие я мог за короткое время придумать. И его преимущество в том, что оно рядом с вашим отелем.

– Да, рукой подать, – согласился я. – Конечно, вы могли бы прийти ко мне в номер, я бы поставил несколько бутылок вина, и мы бы обо всем переговорили в цивилизованной манере. Я полагаю, это место безопасно до тех пор, пока священник не заинтересовался, во что мы играем в его кабине.

– Священник в Маракеше, он в отпуске, – возразил голос. – По-вашему, мы не умеем устраивать такие дела?

– Не знаю. А кто вы?

– Вам нет необходимости этого знать.

– Вы правы, – согласился я. – Но у меня также нет необходимости быть здесь. – Я встал. – Если вы захотите продолжить разговор, то найдете меня в «Пье дю Кошон», это рядом. И, наверно, я закажу гратинэ.

– Не так быстро, – зашипел предполагаемый эрзац-священник. – Сколько вы заплатите за информацию об Алексе?

Я снова сел. Наконец мы вернулись к реальности.

– Я должен сначала услышать информацию, потом буду судить, сколько она стоит.

– Моя информация потребует минимальной платы в пятьсот американских долларов, если вы решите, что она ценная. Это подходит?

– Да, – согласился я, – но только если ценная.

– Можете вы дать мне сейчас сто долларов, чтобы показать свои добрые намерения?

– Не будьте смешным, – фыркнул я.

– Ладно. Идите за мной.

Мы вышли из Сент-Осташ, фальшивый священник и я, и промаршировали по рю де ля Трюандери и затем по рю Сен-Дени. Снэк-бары, бутики, секс-шопы, кафе – все работало в полную силу. Я покосился на своего компаньона. Высокий, с желтовато-зеленым цветом лица, хищными глазами и усами Панчо Вилья. [28] Панчо Вилья, настоящее имя Доротео Аранго(1877–1923) – участник мексиканской революции 1910–1917 годов. То, что я принял за сутану, оказалось пончо.

– У вас есть имя? – спросил я. – Или к вам можно обращаться как к фальшивому священнику?

– Зовите меня Ишмаэль, – ответил он. – Нет, впрочем, не зовите меня Ишмаэль, это только нервный рефлекс от литературных курсов в Новой школе в Нью-Йорке, на которые я ходил в прошлом году.

– Это были хорошие курсы? – проговорил я, считая, что надо что-то сказать.

– Мне, в частности, нравилась грудастая молоденькая еврейская девушка, которая их посещала, – признался он. – Что же касается остального, то я буду счастлив, когда наконец перестану думать о белых китах по имени Моби Дик. [29] «Моби Дик«– роман американского классика Германа Мелвилла (1819–1891). Белый кит, Моби Дик, символизирует рок, от которого никому не уйти. Вы можете звать меня Эстебан.

Мы еще немного прошли в приятном молчании.

– Куда вы меня ведете? – наконец спросил я.

Мы как раз подходили к тенистым аллеям, окружающим фонтан Непорочных. Это место связано с плохими воспоминаниями. Во время осады Парижа Генрихом Наваррским в 1590 году мертвые покидали кладбище, расположенное в этом районе, и, как рассказывают, танцевали на улицах. Сейчас днем это туристская достопримечательность, а ночью место, где заключаются подпольные соглашения и небольшие контрабандные сделки.

– По-моему, здесь будет так же хорошо, как и в любом другом месте, – объявил Эстебан.

Две фигуры отделились от бродяг, окружавших фонтан. Мне не понравилось, как они подошли прямо ко мне, отрезав меня от прохожих с одной и другой стороны. И мне не понравилась манера, с какой Эстебан попятился, его рука полезла в карман накидки и вновь появилась с чем-то блестящим. Это была не гармоника.

– Эстебан, у меня создалось о вас ложное впечатление, – проворчал я.

– Неужели?

– Я принимал вас за честного мошенника, а вы оказались момцером самого дурного полета.

– Момцером! – захихикал Эстебан. – Я забыл экзотический диалект Нью-Йорка. Как я хотел бы научиться говорить с идиомами.

– Если мы провернем нашу сделку, я бы мог стать вашим учителем идиша.

– Я моментально почувствовал к вам расположение, Хоб. – Эстебан без усилий произнес «Х» в моем имени. – Мне жаль, что я должен поставить вас в такие условия, какие вы себе и вообразить не можете. Политика – жестокая любовница.

– Перестаньте разыгрывать из себя злодея, у вас ничего не выходит, – усмехнулся я. – Послушайте, Эстебан, серьезно, давайте вы и я где-нибудь сядем и поговорим. Нет ситуаций, из которых нет выхода.

– Если бы дело было во мне, – протянул Эстебан с тем меланхолическим выражением, которое иногда появляется на лице южноамериканцев, когда они вынуждены расправиться с человеком, который им на самом деле нравится. – Но мои руки связаны. Приказ об этой акции идет прямо от «Эль Групо Бланко».

– Ох, идет прямо от «Эль Групо Бланко», – повторил я за ним.

– Да, это так.

– Черт, – возмутился я, – почему вы не сказали мне с самого начала? В таком случае вам позволено делать со мной все что угодно, раз уж «Групо Бланко» берет ответственность на себя. А теперь, Эстебан, честно признайтесь, разве это не дурацкая позиция?