Марина Александрова - Время любить

— Ну, не то чтобы можно, просто так получилось, — попыталась оправдаться я. — И потом, я же тебя не одного положила, тебе тепло было, — попыталась показать пацану положительный момент в случившемся я.

Улыбка, которая появилась на лице Кита, в царившем полумраке показалась мне зловещей.

— Либо кладем ее тут, — указал он пальцем на пол, — либо тут, — ткнул он на явно не свободную койку. Только вот кто там лежал, в темноте было не разобрать совершенно. — Бегать по всему отделению в поисках свободной койки для тела, когда тебя ищет главный Ариен, не лучшая идея, — привел свой главный аргумент Кит.

Дневник Кирана, случайные выдержки:

«Бывают моменты, когда ты просто жив. Бывают — когда мертв. Это моменты бытия. Жизнь кружится, словно колесо, раскрученное в вечности. Верх, низ, верх, низ… Создание, рождение, взросление, угасание. Этапы, которые подвластны всем. Или почти всем. Мне — нет. Раньше нас было больше. Когда ты не один, вечность не кажется таким уж невыносимым бременем. Когда твое сердце наполнено любовью, интересом, радостью, то и вечность твоего бытия становится удивительным путешествием, у которого не предвидится конца. Мое счастливое путешествие закончилось не одно столетие назад. К чему же я пришел в итоге? Что досталось мне от прожитых лет? Пепел, тлен, ненависть. Хотя нет, я все еще пытаюсь внушить себе, что ненавижу. Это чувство, как говорят, заставляет находить смысл жизни, даже когда его нет. Но вместо любви ко мне пришла пустота. Всепоглощающая, холодная и точно похожая на ледяной кристалл, обдирающий своими острыми гранями все, что осталось у меня внутри. Я научился не замечать боль. Она стала ничем. Я научился не смотреть по сторонам, с интересом вглядываясь в каждый новый день. Мой дар перевернулся, а вместе с этим что-то изменилось и внутри. Раньше я часто просыпался от того, что мне казалось, я замерзну во сне. Не мог согреться часами, пытаясь урвать крохи тепла у мира вокруг. Я научился с этим жить.

Не сразу мои глаза открылись на то, что произошло с нами. И далеко не сразу я смог начать двигаться вперед. Мой мир рухнул. Мой дар, то единственное, что могло бы удержать меня на плаву, превратился в то, что еще сильнее тянуло меня ко дну. Всю свою сознательную жизнь я боролся со смертью, чтобы в итоге стать ее предвестником. Какая ирония. Не один год прошел, прежде чем я узнал наверняка, для чего все это было. Но мне так холодно внутри, что кажется, я даже не был особенно удивлен в тот момент. Одно я знаю точно теперь: порой, чтобы что-то изменить, стоит начать с чистого листа… мой Бог знает, о чем я. Стоит лишь найти того, чья жадность будет столь же ненасытной, как и того, кто все это начал, — и они сами все сделают. Как забавно, что даже сейчас я ограничен собственным даром. Даже сейчас…»

— Скажи мне, — голос верховного ритара казался немного хриплым, — почему ты не хочешь официально занять должность моего советника? — тонкие губы мужчины искривились в немного хищной, но все же добродушной улыбке.

— Не лучшая идея в свете предстоящих событий, — холодно ответил Киран, — задумчиво разглядывая доску для игры в лус. Казалось, разноцветные камушки просто хаотично разбросаны на поле, вот только сражение было в самом разгаре.

— Отчего же? — игра в слова — как танец на лезвии ножа. Киран достаточно знал об этих существах, чтобы продолжать играть. Пока ты ходишь по краю, танец продолжается; пока ты интересен, тобой интересуются.

— Во мне грязная кровь, — просто сказал он, украдкой бросив взгляд на собеседника.

Если бы мужчина, сидящий перед ним, был человеком, то Киран не дал бы ему больше тридцати. Но верховный омэн Самирен человеком не был. Высокий, как и большинство ритаров в своем человекоподобном обличии, худощавый, с немного вытянутым узким лицом, тонкими губами и раскосыми ядовито-желтыми глазами. Длинные черные волосы убраны в высокую сложную косу, украшенную родовым гребнем на затылке. Вместо столь модных у аланитов туник ритары предпочитали сложную одежду с использованием кожи и металла. Выглядело это странно для любого жителя империи. Сейчас на верховном омэне были, казалось бы, обычная куртка и брюки из темной материи, но так искусно отделанные сопутствующими украшениями, что Киран даже боялся представить себе, сколько времени нужно, чтобы пошить нечто подобное.

— Полукровка, ну и что? — пожал плечами мужчина с достоинством, скинув черную косу с плеча за спину.

— Вашим советникам такой расклад точно не понравится, — сказал Киран, двигая по доске один из цветных шариков.

Мужчина напротив усмехнулся, обнажая удлиненные кончики клыков.

— Когда подданные омэна проявляют недовольство, это повод подтвердить право на власть.

— Это так, — пожал плечами Киран.

— Что произошло? — внимательно изучая ход противника, как бы между делом поинтересовался Самирен.

— Что именно? — точно так же спросил Киран.

— С твоими волосами? Твоя коса стала короче, почему? — Вопрос не был риторическим. Ритары остригали волосы только тогда, когда чувствовали себя опозоренными и обесчещенными. Как ни старался Киран задействовать все свои возможности, чтобы вернуть волосам прежнюю длину, но у него это, похоже, не очень-то получилось. Слишком мало времени было.

— Я полукровка, — еще раз повторил мужчина, прямо взглянув в глаза собеседнику. Взгляд, который достался ему вместе с изменившимся даром, мало кто мог выносить. И даже верховному омэну ритаров это удавалось с трудом.

— Хм, — еще одна скользкая хищная полуулыбка на грани оскала, как и игра в лус, — лишь кружение около противника, чтобы загнать его в угол. — И правда неважно. Лучше поговорим о том, для чего я пришел к тебе в эту прекрасную ночь. — Именно ночь была тем временем, когда пробуждались ото сна жители этой страны. — Пора, как считаешь?

На этот раз улыбался уже Киран, хотя улыбаться ему совсем не хотелось. Не сейчас. Сейчас как никогда остро он ощущал, что его жизнь — это совокупность правил и условий, и стоит лишь выбрать то, что желает он сам, а не его проклятый дар, как он становится их заложником. Раньше ему казалось, что быть жрецом, несущим жизнь, — тяжело. Он не знал тогда, каково быть жрецом, который несет смерть. Он вдруг вспомнил, кем был прежде. Перевернутый дар не сделал из него маньяка, который желал смерти всему живому. Вовсе нет. Сейчас он чувствовал этот этап жизни как естественный. Он мог ускорить его для кого-то; мог и не делать этого. Как и всегда, забирая жизнь одного, он давал возможность жить другим. Точно отражение себя прошлого, когда жизнь одного означала диаметрально противоположное для другого. Его целью не был один-единственный аланит, и вовсе он не желал смерти всему этому роду — он хотел, чтобы то, что создал Элтрайс Дриэлл, исчезло вместе с этим конкретным аланитом. А вместе с ним и он сам. Кем бы он ни был теперь, но и у него были свои лимиты, не позволявшие ему справиться со всем самому. Военный конфликт на границе империи как отвлекающий маневр — почему бы и нет, если две змеи сожрут друг друга в итоге. Ему всего лишь нужно попасть туда, куда провести его сможет лишь магия, что течет в крови верховного омэна ритаров.