Юлия Чернявская - Да здравствует королева! [СИ]

— Дура!

— Что? — взвилась из своего кресла женщина. — Что ты себе позволяешь?

— Идиотка, — припечатал он.

— Немедленно извинись, — женщина истерично топнула ногой, но густой ворс ковра испортил весь эффект, заглушив звук.

— Видит Созидательница, я долго терпел твою беспросветную глупость. Когда я только женился на тебе, я думал, что ты еще молода, со временем поумнеешь и перестанешь вести себя как последняя дура королевства. Когда на свет появились наши дети, ты, вроде, изменилась. Но нет, я зря надеялся, — мужчина нервно ходил по комнате, выплескивая свое недовольство, потом остановился и посмотрел на жену. — Неужели ты не могла промолчать сегодня?

— Промолчать, когда эта девчонка вела себя с нами так, словно она воспитательница пансиона, а мы обычные девчонки? — взъярилась Сильен. — Кто она, а кто мы? Позволить какой-то виконтессе отчитывать меня, герцогиню…

— Да, промолчать, — рявкнул герцог, потом отошел к окну и схватился руками за голову. — Созидательница, — простонал он, — за что ты послала на моем пути такую непроходимую дуру? Какой грех совершил я? Почему из всех женщин я выбрал именно эту. Почему не прислушался к советам родни?

Несколько минут он стоял, раскачиваясь из стороны в сторону, и бормотал молитвы. Потом повернулся к жене.

— Даже если ее величество оставит тебя в живых, я буду просить жрецов признать наш брак недействительным. Думаю, ты понимаешь, детей ты больше никогда не увидишь. После твоей сегодняшней выходки тебе нет места радом с нами. Да ты вообще должна будешь у Анны-Виктории в ногах валяться, чтобы отделаться ссылкой!

— Но как же я, — залепетала почти уже бывшая герцогиня, до которой дошло только, что она вот-вот потеряет мужа, а вместе с ним доступ к его богатству.

— Как хочешь, — тихо произнес он. — Мое терпение тоже не безгранично. А оказаться на каторге, а то и вовсе на эшафоте по твоей милости я не хочу. Я должен думать о детях. Они еще слишком юны.

— Самуель, — Сильен поднялась, протянула руки к мужу и, словно лишившись сил, упала обратно в кресло. — Самуель, ты же не поступишь так со мной. Ты же не оставишь свою бедную жену из-за какой-то пустой фразы.

— Ты даже не поняла, глупая женщина, — подошел он к ней, — что можешь уже вечером лишиться головы. Мне жаль тебя.

Мужчина развернулся, подошел к двери и постучал. Стражник приоткрыл створку, убедился, что это герцог и пропустил его. После чего вновь закрыл дверь и запер на ключ.

— Так, так, так, — от чужого голоса юная королева вздрогнула и открыла глаза. Мысль, мелькавшая в голове, тут же испарилась в неизвестном направлении. А ведь она почти придумала, как ей разойтись миром с ростовщиками, чтобы выплаты долгов не били по казне. — Все думают, что дочь убивается по отцу, а она всего лишь спит.

— Граф, — девушка повернула голову. Филипп устроился на скамье на небольшом расстоянии от нее. — Не ожидала вас здесь увидеть.

— А я не ожидал, что ваше величество будет столь непочтительно спать у гроба собственного отца.

— Смею вас разочаровать, но я думала. Кажется, часовня, это единственное место, где меня не отвлекают каждые десять минут с очередным жизненно важным вопросом, — девушка не смогла сдержать вздоха, выдававшего всю накопившуюся усталость, и тут же мысленно упрекнула себя — этот человек враг, а она показывается ему слабой. — Но я не ожидала, что вы решите почтить это место своим присутствием.

— Вы не верите, что я могу искренне переживать из-за смерти дядюшки? — мужчина приподнял одну бровь.

— После того, как он лишил вас трона? — в тон ему ответила королева.

— Фортуна переменчива, — равнодушно бросил граф. Но тут же сменил тон на более жесткий. — Я хотел поговорить с тобой о том, что происходит в стране. Ты хоть имеешь представление…

— Я поняла, — оборвала кузена Анна-Виктория. — Тебе интересно, отдаю ли я себе отчет в том, что успел наворотить мой отец? Увы. Скорее вы граф не представляете всех масштабов катастрофы.

— То есть? — Филипп развернулся и внимательно всмотрелся в лицо девушки.

— Неужели вы до сих пор не поняли? — чуть склонила она голову на бок, в свою очередь изучая лицо мужчины. — В казне нет даже медной марки. Более того, мы в таких долгах, что в пору продавать все, от дворца до последней булавки в моем платье и переселяться в квартал бедняков. И то не факт, что всех денег хватит.

— То есть, вы хотите сказать…

— Я хочу сказать, что жалованье армии будет выплачено в срок, а расходы на нее сокращены не будут. Но пострадают чиновники.

— Я бы вообще разогнал их ко всем демонам, — прервал ее граф.

— Как ни странно, дорогой кузен, но тут я с вами согласна, — слабо улыбнулась девушка. — Вот только обойтись без них сейчас не просто. Посему я вынуждена всего лишь сократить двор. Впрочем, это тоже ощутимая статья расходов.

— И поэтому вы сейчас устраиваете этот аукцион, — пришло понимание к мужчине. — Но что потом, когда пройдет время? Не будете ли вы жалеть о проданных дворцах, драгоценностях?

— Нет, — пожала плечами юная королева. — Тем более что ничего ценного представлено не будет, ну за исключением зданий.

— А воспоминания? — поймал ее взгляд граф?

— Воспоминания? — Анна-Виктория попыталась изобразить изумление, но от Филиппа не укрылось, она сжала в руках веер так, что побелели пальцы. — Есть пара мест, с которыми я не смогу расстаться, все остальное — стены, за которыми мой отец развлекался с очередной любовницей, не успев похоронить маму.

Несколько минут в часовне царила тишина. Граф рассматривал лицо девушки, в неверном свете свечей пытаясь разглядеть, какие чувства оно выражало. Сама еще некоронованная королева смотрела на гроб с телом отца, что покоился на возвышении в нескольких шагах от них.

— Почему вы все это мне рассказываете? — прервал молчание мужчина.

— Не знаю, — призналась она. — Может потому, Филипп, — граф удивился мягкости, с которой она произнесла его имя, — что я надеюсь на ваше понимание. Не стоит сейчас еще больше раскачивать лодку, в которой мы оказались. Может, стоит дать шторму стихнуть?

— Я подумаю, — он поднялся и, не поклонившись, покинул часовню.

С раннего утра улицы города были запружены народом. Люди собирались на улицах, по которым должны будут пронести гроб с телом покойного короля. Крыши были заняты желающими увидеть процессию. Даже фонари и деревья были обвешаны вездесущими мальчишками. Те, кому не повезло пробиться в первые ряды, повисали на плечах соседей. Некоторые горожане брали с желающих посмотреть на последний путь их монарха плату за доступ к окнам и балконам. Кто-то даже пристроил на боковых улочках кареты, и, также за плату, пускал людей на крыши. Город жаждал зрелища, и кто знает, во что все это выльется, если его не будет.