Ирина Матлак - Ундина особых кровей

Но утро сегодня было каким-то особенным, наглость покидать меня не спешила, и я настойчиво постучала во второй раз. Теперь открывший мне господин куратор был не просто раздраженным — он пребывал в той стадии злости, какая бывает только у того, кому в законный выходной не дают выспаться.

— Кадет Талмор! — явно из последних сил держа себя в руках, грозно произнес он.

Еще раз смерил меня недовольным взглядом, задержался на моем лице и, прочтя на нем непоколебимую решимость, шумно выдохнул.

— Через полчаса в сто пятнадцатой аудитории, — бросил он, прежде чем снова рывком закрыть передо мной дверь.

Как выяснилось спустя обозначенных полчаса, мой личный куратор водил очень полезные приятельские отношения с самой важной, самой значимой персоной всего корпуса — с Карком!

Потерянная душа по его просьбе подала нам завтрак прямо в аудиторию, да притом не какой-нибудь подгорелый или несвежий, что было вполне в его духе, а самый что ни на есть аппетитный и свежайший. Так что мое обучение проходило не на голодный желудок, что было весьма кстати. Ведь Тэйн вознамерился отыграться за слишком рано начавшееся утро и щадить меня не собирался.

И все же информацию он излагал четко, подробно все объяснял, а мне только и оставалось, что тренироваться в скорости письма, понимания и запоминания. Наша смесь теории с практикой продлилась несколько часов, и в ходе нее я узнала много, очень много полезных вещей. Например, поняла принцип создания воздушного пузыря, какой вчера под водой применил Косичка. Само построение оболочки оказалось совсем несложным, а вот расщепить воду на составляющие, чтобы в дальнейшем наполнить пузырь чистым воздухом, у меня пока не получалось. Как ни странно, аудиторию мы покидали примерно в одинаковом состоянии: подуставшие, но довольные. Даже Тэйн испытывал моральное удовлетворение от своих педагогических успехов, хотя ни за что бы в этом не признался.

Забежав в свою комнату, я сменила по привычке надетую с утра форму на платье, укуталась в утепленный плащ и в таком виде покинула стены родного корпуса. Только перед тем как уйти, заглянула к Тени, провела с ней немного времени, поблагодарив за спасение и убедившись, что за ней хорошо присматривают. Выслушала отповедь от смотрителя за «неподобающе возмутительное поведение этой лошади», после чего привычным маршрутом дошла до ведущей со скалы лестницы.

Оказавшись перед ней, немного помялась, размышляя, звать Гана или нет, но он разрешил мои сомнения сам.

— Ну ты вообще! — сложив руки на груди, хмыкнул неожиданно появившийся передо мной ши. — Хоть бы проведала, когда вернулась. Хоть бы поздороваться зашла. Хоть бы моим самочувствием ради приличия поинтересовалась! Может, я уже здесь с голодухи копыта отбросил?!

Ган заметно похудел — наверное, и впрямь голодал. Мне даже чуть-чуть стыдно стало. Не то чтобы я считала себя в чем-то виноватой, но все-таки у нас с ним контракт. А контракт — это обязательства. А обязательства — это как обещание. А обещания надо выполнять!

Поэтому я пожертвовала на две капельки крови больше обычного, чем мгновенно привела ши в благостное расположение духа. Меня любезно доставили вниз, к самому подножию скалы и даже пригласили заглянуть в гости, от чего я так же любезно отказалась.

— Чтобы ты мне опять встречу с капитаном пиратов устроил и сомнительным чаем напоить попытался? — возразила я. — Нет уж!

Ган присел на небольшой скалистый выступ и, болтая ногами, осклабился:

— А вот зря ты, между прочим, от моего чая нос воротила. Уже давно бы свою магию в порядок привела!

— С моей магией и так все в порядке, — ответила я ему и, развернувшись, зашагала вперед по окутанной синеватой мглой улице.

— В порядке-то в порядке, только не понимаешь ты в ней ничего… — донеслось мне вслед бормотание, из-за которого я на миг остановилась, но тут же снова продолжила путь.

Ган и раньше делал какие-то странные намеки, касающиеся и моей магии, и меня самой. Но, видно, природа у ши такая — издеваться да смуту в душу вносить. Конечно, я еще плохо освоилась со свалившейся наследственностью, но я ведь стараюсь! И никакие чаи для достижения хороших результатов мне не нужны.

Помимо визита к Тени этим утром я успела забежать за премией, которую выписали всему нашему отряду после боя с пиратами. Монетки приятно позвякивали во внутреннем кармашке, и я уже знала, на что их потрачу.

Сперва неспешно добрела до овощного, а затем и до рыбного рынка, где купила продукты, включающие популярную синеводку. Вид лавки господина Митто, у которой почему-то не толпился народ, вызвал смесь ностальгии с легким оттенком грусти. Хотя и нелегко мне приходилось, работая в ней, все же ту прежнюю жизнь я по-своему любила.

Хотела было купить рыбу у бывшего работодателя, но, увидев новую торговку, передумала. Вид у девицы, в предках которой однозначно имелись тролли, был не очень дружелюбным. Не удивлюсь, если по этой причине очереди к господину Митто и поредели. В итоге синеводку я приобрела в лавке, где работала Далия. Вручив подруге ранее купленный для ее братьев подарок, я попросила передать им поздравления с минувшим днем рождения, и на этом наш короткий разговор оказался прерван. Долго поболтать не удалось, так как, в отличие от лавки господина Митто, в этой покупателей было хоть отбавляй.

Пока я дошла до Слезных трущоб, начался снег. С неестественно темного для этого времени суток неба падали мелкие снежинки, обещающие обернуться настоящей метелью. Но это не мешало обитателям трущоб вести излюбленный образ жизни: кто-то с элем наперевес стены хибар подпирал, кто-то прямо у мусорных баков спал, а из дома семьи Рива доносились полные страдания вопли — никак теща у них до сих пор гостила.

Идя сюда, я боялась, что папы не окажется дома. Но еще больше боялась, что застану его неадекватным и спящим в обнимку с пустой бутылкой. В последнюю нашу встречу я радовалась, что он взялся за ум, прекратил пить и вернулся работать в каменоломню. Но кто знает, что могло произойти за то время, пока мы не виделись…

— Фрида? — удивленно спросил прилично выглядящий открывший мне дверь мужчина. А затем повторил уже радостно: — Фрида!

Поднебесные, а ведь он и впрямь изменился… Похорошел, как будто даже помолодел!

— Папа? — не менее удивленно выдохнула я и, всмотревшись в знакомое, но ставшее словно бы новым лицо, так же радостно воскликнула: — Папа!

Поддавшись душевному порыву, крепко его обняла, и он тоже меня обнял — как-то по-родному, по-особенному тепло. А когда я вошла в дом, меня ждало еще одно приятное открытие: он тоже изменился к лучшему. Полы блистали чистотой, дверца на старом комоде больше не отваливалась, на полке появилась симпатичная ваза. На полу в гостиной обнаружился не самый новый, но вполне добротный ковер, рядом с которым виднелась латка — и прогнивший пол был заделан!