Виктор Кораблев - Детство кончилось [СИ]

Интересно, сколько сил уходит на содержание бетонной дороги длиною в сотни километров, а на обработку полей что раскинулись во всю его длину? Это вопрос уровня государства, отдельный человек может вам ответить лишь сколько сил у него уходит, чтобы преодолеть этот путь. Непогода, разбойники и ворье, дорожные поборы и банальные неудачи подстерегают в пути, но не все так плохо.

Вдоль трактов королевства Нефраер всегда кипела жизнь, и то тут, то там попадаются села, хутора и прочие поселки. Местные придорожные гостиницы, постоялые дворы, или на худой конец трактиры – всегда с радостью открывают свои двери перед всеми странниками. Всеми, кроме одного.

По южному тракту, в направлении столицы, ехал торговый фургон, запряженный парой лошадей. Оба животных – массивные жеребцы, а если присмотреться становилось понятно, что перед вами один из редчайших случаев, когда кобыла жеребится здоровой двойней. На это указывало абсолютное сходство пятнышек на чубарой шерсти животных. Уже этот факт заставлял встречный люд долго провожать фургон взглядом.

Повозка, запыленная от долгого путешествия, принадлежала купцу из Ассоциации вольных торговцев. Об этом говорила выцветшая эмблема на боку фургона. Он был достаточно большой, чтобы вместить товаров на стандартную ходку от Аусбруха до Аройо либо все внутреннее убранство жилья городского затворника среднего достатка.

Телега проседала, забитая товарами, но два крепких битюга будто, не чувствуя веса фургона, мирно брели вперед, что-то друг другу фыркая.

На высоких козлах сидело двое мужчин. Никто из них не держал поводьев, так как два огромных коня, итак исправно выполняли свою работу.

Первый, несмотря на мягкий прибрежный климат и начало осени, был одет в мешковатые шаровары, плащ-пальто и огромное пончо.

Руки его скрывали толстые кожаные перчатки, а на ногах человек носил что-то похожее на унты. На голове виднелась буйная и давно нестриженая шевелюра пепельных от проседи волос. Того же цвета была и его свободно отпущенная до средней длинны борода. Взгляд у человека был отсутствующим, будто мысли его витали где-то далеко-далеко.

Бородач внезапно поморщился и что-то проворчал. Засунув руку в фургон и, с полминуты не глядя пошарив, человек с глухим бряцанием достал две крупные коричневые бутылки.

Испарина на толстом стекле заиграла в лучах заходящего солнца. Обыденным щелчком пальца бородач открыл сразу обе бутылки, выпустив газы брожения и запах черного хлеба.

Другой человек, сидевший рядом с бородачом, потянул ноздрями воздух:

– Ржаной портер? – спросил тот скрипучим и неприятным голосом.

– Да, из Слисгруда, – глухим басом, ответил первый.

– Ты же везешь товары с юга, – поднял бровь второй.

– Это не мешает мне занять часть фургона, под собственные нужды,– сказал бородач, протянув пиво попутчику, и резко задернув полог освободившейся рукой.

Тот, в свою очередь взял бутылку и неестественно быстро отпил половину. Уголок его рта на миг приподнялся.

– Что-что, а ящерки знают толк в рыбе и соответствующих напитках, – продолжал говорить бородач, доставая из-под складки своего пончо сушеную рыбину в локоть длиной.

– Хвост, – просто сказал второй.

Первый оторвал треть рыбины и протянул своему попутчику. Тот взял угощение свободной рукой и откусил кусок вместе с чешуей и костями, пару раз пожевал и проглотил, сделав еще глоток из бутылки, опустошив ее. Бородач покачал головой, второй посмотрел на него:

– Чего?

– Смотри не запачкайся.

Второй с удивлением оглядел свой наряд. Удобный дублет и брюки, сшитые по древней моде - белоснежными, как и его легкие летние туфли.

– Я никогда не пачкаюсь, – уверенно сказал он.

– Ладно, – хмыкнул в бороду первый и посмотрел на дорожный знак. – В Южном будем только затемно.

– Я никуда не спешу, – сказал второй надкусив бутылку и обыденно пожевав стекло.

Критерием успеха провинциального, и не только, лавочника принято считать количество необычных вещей из далеких краев, что наполняют его прилавки.

Верхом же успеха является показушное убранство такими новшествами своих рабочих мест, даже при полном отсутствии конкуренции.

Это – тот самый случай, ведь такое здание было одно в своем роде на весь поселок Южный. Такая себе комбинация из конюшни, жилого блока, гостиницы, универсального магазина и почтового склада.

Под одним из таких критериев и сидел единственный сын, единственного успешного торгаша в городке. Новшеством оказался лезервудский фонарь – стеклянная полусфера, наполненная светящимся мхом. Выращенный на питающихся эльфийской магией деревьях, мох имел ровный, синеватый и довольно яркий свет.

Это оказалось очень выгодно, фонарь был самодостаточен и почти вечен, требовалось лишь подливать воду раз в неделю, но нашелся и минус. Вся братия ночных насекомых не боясь подпалить крылья кружила вокруг светильника, и то и дело, норовила куснуть сына лавочника.

Парня звали Редрик, но все называли его Редом, либо Родей. Практически год назад ему стукнуло двенадцать, что подтвердилось ожидаемым визитом сотрудника местной налоговой. Тот предъявил отцу Редрика – Лоуренсу Маккройду, выдержку из законов империи о рабочей занятости граждан подросткового возраста, в черте городского влияния. С тех пор старший Маккройд, который и раньше с сыном особо не церемонился – стал гонять Реда и в хвост, и в гриву. Ведь теперь закон обязывал того платить парню зарплату, отчисляя налог в королевскую казну.

Многие не жалуют налоговую, да и прочую, политику администрации кайзера Ауринка, но всем несогласным предлагаются замечательные условия эмиграции. Правда, на территории где законов нет вообще, осваивать целинные земли в областях кочевников зверолюдов.

Зато переезд бесплатный и быстрый, если не сказать – резко-внезапный и крайне неприятный. Так что открытых противников имперского закона днем с огнем не сыскать. И теперь жизнь новоиспеченного работничка была похожа на вечные сверхурочные.

В этот раз, отец Редрика пропал с самого утра. Был караванный день, но в городок так и не заехало ни одного торгового фургона. Парню пришлось самому весь день стоять у прилавка успокаивая местный люд, не дождавшийся посылок и диковинок с юга.

Вернувшись поздно вечером под стойким шафе, Лоуренс объявил, что вместе с почтальоном, корчмарем и королевским конюшим обмывали постройку новой почтовой станции. Так что до Южного теперь будут добираться не только лишь уморенные полудохлые клячи или угрюмые гонцы в сношенных башмаках.

Также он обмолвился, что почтальон предупредил его, мол на тракте догнал фургон “вольных” и узнал в купце старого Симона Луковицу. Его, спустя десять лет, снова поставили на их маршрут, так что если старик не изменил своим привычкам, то ждать его стоит только после полуночи.