Евгений Малинин - Маг [litres]

На крутых склонах, поднимавших нашу тропу все выше и выше, среди зелени травы стали попадаться каменные глыбы – то ли обломки скал, скатившиеся сверху, то ли верхушки самих скал, вынырнувшие из-под покрова присыпавшей их земли. Их с каждым шагом становилось все больше и больше, пока наконец вокруг нас совсем не осталось травы. Тропа тоже стала каменистой, мелкий, неокатанный гравий скрипел под ногами и, сухо шурша, скатывался вниз.

Но Опин бодро шагал вперед, постукивая по тропе темной ручкой своего обушка, который он снял с мешка и держал на манер посоха. Данила шагал следом за гномом и тоже пока что не выказывал признаков усталости. «А ведь он здорово окреп и... повзрослел, что ли... за время нашего странствия», – подумалось мне. Я смотрел на его лихо заломленный берет, из-под которого торчали непокорные белые вихры, и мне казалось, что он даже подрос за эти неполные три недели. Сам я тоже не чувствовал усталости, и дыхание мое было ровным и спокойным. А вот следовавший за мной Зопин громко сопел, пыхтел, топал, что-то бормотал, в общем, всячески показывал, как тяжело ему дается этот подъем. Может, поэтому Опин, повернув вслед за тропой за огромную каменную глыбу, вдруг остановился и, сбросив мешок на камень, громко объявил:

– Привал!..

Когда мы, сняв поклажу, расселись на камнях, я с удивлением увидел, что Зопин страшно побледнел и с его лба ручьем льет пот. Опин присел рядом со своим товарищем, снял свой колпак, достал из него огромный, совершенно новый платок и принялся вытирать Зопину лоб. Потом наклонился и тихо спросил:

– Что, совсем плохо?..

– Не, ничего... – каким-то ломким голосом ответил Зопин.

– Где ж «ничего», – заворчал Опин. – Я слышу, как ничего. Пыхтишь, сопишь... Белый вон весь... Может, тебе все-таки скалой пойти?..

– Ребята, – прервал я их перешептывание, – может, объясните, в чем дело?

– Он высоты боится, – нехотя ответил Опин.

– Кто боится? Никто не боится... – попробовал протестовать Зопин, но смущенно умолк под суровым взглядом Опина. Немного посопев, он негромко добавил: – Сам бы съехал со скалы, тоже небось боялся бы...

– Он несколько лет назад, при выводе тоннеля наружу, выпал из скалы... – пояснил Опин. – Летел метров триста и упал на гравийную осыпь... Вот с тех пор и боится высоты...

– А что ты ему предлагаешь? – снова спросил я.

– Мы пойдем тропой, а Зопин может идти скалой... Тоннель прорубать... Ну, ты видел... Да вот он не хочет уходить в скалу один – боится, как бы с нами чего не случилось...

– Так пойдем скалой все... – предложил я.

– Тебе ж неудобно, потолок у нашего тоннеля низкий... Сам говорил – «крысиная нора».

– Ну мало ли что я говорил. Данила пройдет спокойно, а я потерплю уж как-нибудь... Надолго это нас задержит?..

– Хм... – Опин почесал щеку, – сегодня к вечеру на месте будем... Да еще глубинную съемку сделать сможем...

– Ну вот, и глубинную съемку... – поддержал я, не совсем понимая, что такое «глубинная съемка».

– Ну что, скалолаз, – Опин ласково положил свою руку на плечо Зопина, – все вместе скалой пойдем?..

– Ну, если все вместе... – улыбнулся тот.

Они встали и направились к нависавшей над тропинкой отвесной каменной стене. Там они что-то горячо обсуждали и даже царапали камнем на камне какие-то схемы, а затем, видимо, достигнув соглашения, вернулись назад. Мы подхватили нашу поклажу. Гномы, забросив мешки за плечи, взялись за свои обушки, и скала вздрогнула от ударов гномьего инструмента.

Знаете, есть такое домотдыховское развлечение – бег в мешках. Так вот, последующие десять часов стали для меня сплошным бегом на карачках. Данила сравнительно свободно, лишь слегка пригибаясь, мог проходить по тоннелю, прорубаемому гномами, а вот мне снова пришлось встать на четвереньки. Так я и перемещался, повесив свой мешок на живот и обдирая коленки, ладони и локти. Хорошо еще, что осколков породы почти не было, но остекленевший под обушками Опина и Зопина гранит порой имел весьма неприятные складки, трещины и сколы.

Мы остановились ненадолго, чтобы перекусить, но после этого отдыха снова встать на колени было для меня настоящей пыткой. И все-таки краем глаза я видел, что Опин, частенько оставляя Зопина в забое одного, что-то торопливо записывал в небольшой замусоленный блокнот. Когда я поинтересовался, чем он занимается, он присел рядом со мной и добродушно объяснил:

– Это и есть глубинная съемка. Вот тут от тоннеля отходит серебряная жила, в этом месте, метрах в четырех справа, лежит гнездо изумрудов, богатое гнездо, вот на этом месте, если копнуть немного вниз, обнаружится медь, правда, немного...

Он тыкал своим мягким свинцовым карандашиком в блокнот и с удовольствием рассказывал о своих находках. Но это был, пожалуй, единственный момент, когда он несколько отвлекся от проходки и съемки.

Данила со жгучим интересом следил за работой гномов, а потом принялся внимательно разглядывать стеклянистую поверхность стен тоннеля. В общем, все были при деле...

Через десять часов гномы вдруг как по команде разошлись в разные стороны, и вместо тоннеля у них стал получаться небольшой круглый зал. Я финишировал в этом зале первым, поскольку больше никто в этом забеге участия не принимал. Финиш мой состоял в том, что я, перебирая коленками и ладонями по блестящему полу, выбежал на середину зальчика, уткнулся опущенной головой в коленки стоявшего на моем пути Данилы, со стоном повалился набок и закрыл глаза. Данила присел около меня на корточки и ласково погладил меня по голове.

Пока обушок закончившего работу Зопина еще слабо светился, Опин порылся в своем мешке, извлек из него маленький канделябр, вставил в него три свечечки и зажег их. Пещерка осветилась, и ее стены отбросили множество отражений трех язычков пламени. Опин продолжал доставать из своего бездонного мешка сверточки, кулечки, бутылочки. Зопин тоже присоединился к нему со своим мешком и принялся вытаскивать из него посуду, приборы, пакетики со специями. Опин сложил свои припасы горкой в середине пещеры, взял у своего товарища большой котелок и, прихватив свой обушок, пошел к стене. Там он принялся прохаживаться вдоль стены, внимательно ее изучая, и наконец легонько тюкнул острием кайла в понравившемся ему месте. Из пробоины сначала слабо закапала, а потом побежала маленьким ручейком кристально чистая вода. Опин набрал полный котелок и принес его к уже разложенному Зопином костру, сложенному из тех двух вязаночек коротких сухих дровишек, что несли с собой гномы.

Все эти манипуляции гномы проделывали в полном молчании, без единого слова понимая друг друга. Мы с изумлением наблюдали за их приготовлениями, и наконец Данила неуверенно предложил: