Галина Гончарова - Зеркало отчаяния [СИ]

Но Мария-Элена их делать и не собиралась.

Вместо этого…

Да, из нее старались это вытряхнуть. Да, ее ломали. Но – герцогесса оставалась самой собой, а под влиянием Моти, за последнее время, она стряхивала все наносное…

Смирение? Покорность?

Не здесь и не сейчас. Она – Домбрийская!

– Да. Знакомьтесь. Юля – Малена.

– Малена? И как же это полностью?

Мария-Элена выпрямилась. Кофе осторожно перекочевал на стол перед женщиной. Потом – она подошла к Антону.

Ни слова. Ни взгляда в сторону Юлии. Ни жеста.

Но…

Матильде это искусство было недоступно. Это либо есть в крови, либо нет, воспитать такое очень, очень сложно. А вот Мария-Элена смогла это сделать.

Каждым жестом, каждым шагом подчеркнуть, что Марию-Элену не спрашивали. К ней не обращались. И герцогесса не собиралась снисходить до девки, развалившейся на черном кожаном диване.

– Тоша, она у тебя глухая?

Надменно вскинутая голова, жест кистью, осанка, мимоходом брошенный взгляд… женщина на диване – плебейка. И распутная девка. Как бы красиво это не называлось, свободные там, отношения, или связанные, но правду не перечеркнуть ни одеждой, ни косметикой.

Устраивать разборки на тему: «кто как посмотрел» – глупо. Но это задевает. Сильно задевает… И главное то, что Мария-Элена не старалась задеть.

Просто она была герцогессой. А Юля – нет. Вот и все. Роза – розой, навоз – навозом. И перепутать их не получится. Здесь и сейчас на Антона смотрела герцогесса Домбрийская.

– Что-то еще, Антон Владимирович?

– Н-нет…

Мария-Элена развернулась – и вышла.

Так же спокойно, холодно, отстраненно. Она – Домбрийская. И вступать в разговоры с подобными девками – ниже ее достоинства.

Но как же хочется вцепиться ей в волосы!

– Малечка, ты у меня молодец!

– Дрянь! – Мария-Элена злилась. И даже восхищение Матильды ее не успокаивало. – Да как она посмела?

– Она же не знала, что это – ты!

– И он ее не одернул!

– Полагаю, что они давно знакомы. И не я первая секретарша, которую проверяют на прочность.

– Проверяют?

– Наверняка, такое и раньше случалось.

– Дрянь!

– Антон? – провокационно спросила Матильда.

– Нет. Эта… эта девка!

– Да плюнь ты на нее… она того не стоит.

– Фшшшшш! – кошкой зашипела Мария-Элена, не находя нужных и правильных слов.

Юля выскользнула из кабинета.

– Тоша, так мы договорились?

– Да. Завтра в восемь.

– Отлично. Буду готова.

Прозвучало это так, словно женщина была готова ко всему. И еще к чему-нибудь большему…

Дверь директорского кабинета закрылась. И Юля остановилась перед столом Матильды.

– Мотя?

В этот раз девушка даже не колебалась, уступая место подруге.

Мария-Элена даже головы не подняла. Она была занята, она разглядывала лежащие перед ней бумаги. Минуту, две… и при этом вовсе не выглядела нарочито. Она на работе.

– И где это Тоша себе такое чучело откопал?

Мария-Элена медленно подняла голову. Так же медленно смерила взглядом брюнетку, уделив особое внимание платью из разряда «презерватив коротенький сильно в облипочку», и приподняла бровь.

Чуть-чуть.

Она могла бы сказать много всего. Мотя, к примеру, съязвила бы, что не в курсе, где такие страхозавры водятся, а там, слово за слово… наговорить можно всякое. И вылететь с работы – тоже.

Вместо этого Мария-Элена смотрела и молчала. И как смотрела…

Сейчас это искусство утрачено, но во взгляде девушки были и насмешка, и легкое презрение, и недоумение – надо ж, так себя вести, и…

Герцогесса Домбрийская молча созерцала обнаглевшую плебейку. И никто из них не заметил, что на селекторе загорелся огонек.

Антон понимал, что без скандала его подруга не уйдет, но не собирался отстаивать свою секретаршу. А вот посмотреть, как она справится…

Интересно.

– Ты вообще откуда такая взялась?

Мария-Элена чуть снисходительно улыбнулась.

– Из школы хороших манер.

Юля покраснела. Но с ее цветом лица и волос, это было не страшно.

– Ты на что намекаешь? Ты, подставка для кофемолки!

Мария-Элена оглядела ногти и вздохнула. Да, надо бы подновить лак, вот маленький кусочек собирается отколоться.

– Вам налить еще кофе?

Можно ругаться и скандалить. Но… не так. Не когда на тебя смотрят, как на ничтожество, и решительно отказываются снисходить. Никакого удовольствия.

Юля зашипела и вылетела вон из кабинета.

Мария-Элена расслабилась – и уступила место подруге.

И никто не заметил, как погас огонек селектора.

– Малечка, ты умничка! Я бы ее точно послала.

– Она бы помчалась жаловаться.

– И лишились бы мы работы…

– Я не хочу! Мне здесь нравится…

– И мне тоже…

Матильда привычно проверила почту. Ага. Вот и письмо, которого ждал шеф. Надо отнести.

Да, сейчас у нас электронка, факсы и ксероксы, но вульгарные договора необходимо подписывать обоим участникам, а потом хранить оригиналы.

Антон смотрел как-то странно. Или это только показалось?

– Малечка, вот представь, на этом диване… заслуженная мебель.

Малена, видимо представила.

– Мотя, это неправильно…

– И еще как.

– Может, это она его соблазнила?

Тьфу!

Первая любовь…

– Юля ушла?

– Да, Антон Владимирович.

– Она бывает… резковатой.

– Да, Антон Владимирович.

Антон понял, что ничего другого не добьется, и отвязался. А чего он хотел? Чтобы ему на любовницу пожаловались? Фу, какая пошлость!

Вечером Антон задержался на работе. Матильда заглянула к нему, узнать, нужна она – или можно уходить. Шеф только рукой махнул.

– Иди…

– Спасибо.

– Только скинь вот это письмо по электронке. Адрес я карандашом написал.

Пришлось задержаться на пару минут. Прогнать письмо через сканер, вывести на монитор – и спихнуть в почту. Недолго, но…

– Привет, клякса чернильная!

Юля вошла походкой победительницы.

Красное платье открывает больше, чем закрывает, собственно, закрыты там грудь и промежность, остальное либо разрезы, либо сетка, в таком на сцене плясать надо, а не по улице ходить. Но ей к лицу, только очень вульгарно. Черные волосы залиты каким-то средством для укладки, потому что почти не движутся, лицо накрашено еще сильнее…

– Добрый вечер, сударыня, – спокойно ответила Мария-Элена.

Именно Мария-Элена, для которой было привычно и обращение, и самообладание. Вот Мотя обычно сначала била в нос, а потом уж…

– Су-ударыня… ишь ты? А почему не госпожа?

– Потому что слово госпожа должно употребляться вместе с фамилией или должностью, а мы с вами не были представлены. В то время, как слово сударыня можно использовать в общении с незнакомцами.