Елизавета Дворецкая - Огненный волк, кн. 1: Чуроборский оборотень

Вдруг из глубины послышался голос одного из загоняющих:

– Братцы, медведь!

– Берлога! – закричали другие. – Медведя подняли!

Огнеяру уже не нужны были слова – в порыве ветра со стороны рощи он и сам уловил запах взрослого сильного медведя. В досаде Огнеяр закусил нижнюю губу – этого он не ждал. Бобер глупый, да вон же затес на стволе – а ростом Хозяин на две головы повыше тебя, Дивий, вон куда достал!

Из рощи слышался треск веток, рычание зверя, разгневанного нарушением его первого предзимнего сна. Только-только он нашел себе уютное местечко, сгреб мягкую охапку листвы и веток, залег и мирно задремал, дожидаясь теплого снежного одеяла, а тут на тебе! Свирепо рыча, медведь ломился к опушке, туда, куда его невольно погнали загонщики.

Кмети на опушке изготовили рогатины, но Огнеяр резко махнул рукой.

– Не тронь! Назад все! К лошадям! – крикнул он, и кмети отошли ему за спину, к лошадям, привязанным в нескольких десятках шагов от опушки.

Кто-то протянул ему рукоять рогатины, но княжич отмахнулся: не надо.

Медведь вырвался на опушку. На задних лапах он был выше на голову даже Тополя, самого рослого из Огнеяровых кметей. На опушке он ненадолго остановился, принюхиваясь. В нос ему бил запах кабанов, коней, людей и волков. Со сна он был зол, а соображал плохо. Зажатый между врагами позади и впереди, медведь собирался драться за свою жизнь. Одно движение – и он яростно ринется напролом, не разбирая дороги и круша всех на своем пути.

Но сейчас перед его подслеповатыми глазками был всего один противник. Из оружия у Огнеяра был только нож в посеребренных ножнах.

Тот, кого князь Неизмир провожал глазами, подумал, что, может быть, Лесной Хозяин избавит его от хлопот. Медведь силен и зол – без рогатины против него не устоять.

Ожидая медведя, Огнеяр подобрался, в нем проснулась его звериная сущность – он стал смотреть как зверь и думать как зверь. Волк и медведь – не враги, двоюродные братья по деду Велесу, близкая лесная родня. Огнеяру не нужна была смерть Лесного Хозяина, и он хотел попробовать договориться.

Из горла его вырвалось глухое рычание. Медведь повернулся к Огнеяру. Он видел плохо, а в нос ему бил резкий запах волка. Огнеяр смотрел прямо в маленькие медвежьи глазки, взор его загорелся красным. И медведь увидел на его месте не человека, а волка – молодого, сильного волка с гладкой серой шерстью и крепкими зубами. «Не сердись, Хозяин, – уловил он в тихом рычанье, и удивился – далеко не всякий волк мог говорить по-медвежьи. – Я не на тебя охотился. Не знал, что ты тут зимуешь».

«Не учуял – нос заложило? – гневно прорычал медведь, готовясь ударом когтистой тяжелой лапы отбить прыжок. – Вот подойди только!»

«Кабаны запах перебили. Я не со злом. Я уйду. Спи себе».

«А ты потом опять явишься со своей стаей? Когда я спать буду?»

Медведь угрожающе подался к Огнеяру. Кмети стиснули рукояти рогатин, но не двинулись с места.

«Велес послух* – не приду. Будь мне другом», – ответил Огнеяр.

Злоба в глазах медведя погасла. Он услышал Слово, которому не мог не подчиниться. Став опять на четыре лапы, он повернулся и скрылся в чаще.

«Договорились», – с облегчением подумали кмети. И никого это не удивило – многие из них видели и не то. Сын покровителя лесных зверей понимал языки всех звериных и птичьих племен и на многих из них мог говорить сам. В Чуроборе любили поболтать о том, что, дескать, на ловах княжич всю свою дружину превращает в волков или соколов, но это была неправда. Превращать людей в зверей Огнеяр не умел. Однако, если кого-то из его кметей об этом спрашивали, никто не спешил опровергать эти толки. Утреч, мастер поговорить, сочинял такие басни*, что слушатели его раскрывали рты. Даже самому Огнеяру порой случалось заслушаться воображаемыми рассказами о собственных небывалых делах.

– А знатная зверюга! – с сожалением сказал Утреч, веселый светловолосый парень и страстный охотник, провожая взглядом скрывшегося в чаще медведя.

– Не на него шли! – ответил ему Огнеяр, подходя ближе. Он дышал чуть чаще обычного и на ходу утирал тыльной стороной ладони взмокший лоб. – Кабаны – они свиньи и есть, их Велес и развел нам на пропитание. А Хозяин – дело иное, его просто так, спросонья, бить не годится!

«Родич, стало быть!» – улыбаясь, подумал Утреч, но вслух ничего не сказал.

– Жаль – свиней-то упустили! – вздохнул Тополь, высокий, стройный парень.

– Не последние! – утешил его Огнеяр и стал отвязывать Похвиста. – Чего встали? Давай догоняй!

На третью ночь после отъезда из Чуробора Огнеярова Стая остановилась на займище* рода Моховиков, жившего неподалеку от берега Белезени. Две ночи они провели под открытым небом возле костров, но сегодня Огнеяр, оглядев небо и принюхавшись к ветру, определил, что ночь будет очень холодной. А зачем напрасно мерзнуть, если можно поспать в тепле?

Хозяева приняли Огнеярову Стаю с опаской, но отказать в гостеприимстве не могли – и с князем поссоришься, и соседи застыдят. Чуроборского княжича знали по всей Белезени, по всему племени дебричей. Никто не мечтал принимать его у себя, но тех, кто принимал, потом долго осаждали расспросами.

На займище в кольце бревенчатого тына* стояло по кругу шесть-семь изб. Из каждой дверной и оконной щели выглядывали блестящие любопытством глаза женщин и детей. А двор займища наполнился шумом, топотом и ржаньем коней, которых привязали к крылечкам по всему двору, звоном оружия и упряжи, голосами чуроборцев.

Огнеяра и его кметей провели в беседу – обширную, вдвое больше обычного избу, где осенью и зимой девицы и женщины собирались на посиделки, мужчины – на советы, где останавливались княжеские сборщики дани, заезжие купцы и вообще кому придется. На открытом очаге посередине развели огонь, кмети стали жарить добытого по пути оленя. Вторую тушу Огнеяр отослал старейшине в благодарность за гостеприимство.

Вскоре к ним стали понемногу заходить хозяева – кто принес кваса, кто брусники, кто капусты и репы. На самом деле всем очень хотелось посмотреть на княжича поближе – он еще не бывал у Моховиков, а наслышаны они были о нем порядочно.

Явился и сам старейшина, Взимок, старик с густой и широкой седой бородой, щуплый и разговорчивый. Подарок успокоил его тревогу и раздразнил любопытство.

– Ко времени олень ваш пришелся, благо вам буди! – говорил он, усевшись на край лавки у очага, под охраной родовых чуров*. – У нас веселье нынче, всю родню угощаем.

– Что же за веселье? – спросил Огнеяр.

Он сидел прямо на полу возле горящего очага и поглядывал на старейшину снизу вверх, но это его не смущало. Он вообще был совершенно равнодушен к тем досадным условностям, которые называются княжеским достоинством. Гораздо больше смущался сам Взимок – ему было очень неловко сидеть выше княжича, он все хотел встать, но терялся, не в силах сообразить, как следует держать себя с чуроборским оборотнем. Отблески огня играли в темных глазах княжича, и мороз пробегал по коже Взимока от одного их взгляда. Старик так напугал сам себя слухами и тревожными ожиданиями, что теперь видел признаки дурной ворожбы там, где ее вовсе не было.