Питер Нейл - Рыжая Соня и подземелье Пифона

Садгур кивнул, оставив при себе терзавшие его сомнения.

— Идем!

Когда они вчетвером пошли по улице, юноша с Садгуром несколько опередили спутников; он был очень возбужден и, не останавливаясь, засыпал Садгура вопросами.

— Ты действительно знаешь Теммара? Я мечтал хоть один день послужить у него! И вот, наконец, свершилось!

Садгур сдержанно рассказал ему об Теммаре — тщательно выбирая слова, чтобы не наболтать лишнего, но испытывая при этом нескрываемую гордость.

Двое других, улыбаясь и перешептываясь, обогнали мирно беседовавших Садгура и Кироса.

— Вот уже двое,— шепнул Сирт,— и один из них, действительно, повстанец! Боги с нами!

— Да, мы здорово обдурили этого мальца! А теперь и все его друзья будут в наших руках!

— Это проще простого! Надо только привести этих двоих во дворец и получить наше золото!

— Больше жертв Нгаигарону! Клянусь Небом, это нам удастся лучше, чем быть помощниками Теммара!

— А на обратном пути, может быть, допросим рабыню Идзуры?

— Почему нет? — загоготал хрипун.— Ночь только начинается, а у этой блондинки славная попка! Хотя, думаю, не стоит! Я слышал, Идзура сама любит позабавиться с этой девицей. Опасно заставлять ее ревновать!

Они громко рассмеялись.

Садгур, продолжая расхваливать Теммара перед юным Киросом, решил, что эти двое позволили себе какую-то неприличную шутку над Нгаигароном…

Соня, Теммар и пятеро его воинов направились в таверну, хозяина которой правитель знал с детства. Тем не менее, сначала он послал одного из своих людей на разведку, узнать, жив ли еще этот седой одноглазый человек.

Его нашли в своем подвале в обществе четырех мужчин и двух женщин, одна из которых, беременная, оказалась его внучкой. Человек Тем-мара чуть не довел одноглазого Бенфу до сердечного приступа, окликнув его из темноты, когда старик нес хлеб и вино из безлюдной таверны в свое убежище внизу.

— Я служу Нгаигарону! — прошипел он в ответ.

— Проклятье! Я с Теммаром!

— Ты лжешь!

— Успокойся. Теммар с нами! Пойди посмотри!

— Ты лжешь, ты лжешь!

Но посланец не лгал. Он отступил к двери, открыл ее, и Теммар, Соня и все остальные вошли. Старый Бенфу крепко обнял Теммара, рыдая от радости, что видит своего господина живым и невредимым.

Пока вся компания, собравшись внизу, поглощала нехитрую еду, Теммар с Соней сидели за столом наверху, в темной таверне. Они наблюдали за улицей в полуоткрытое окно, но здесь, близ окраины города, было мало дозорных и мало прохожих, лишь женщины рылись в мусоре в поисках остатков пищи.

Время от времени они заговаривали друг с другом.

— А твоя жена? — спросила Соня, подхватывая нить разговора, оброненную Теммаром.

— Я ненавижу ее! Ничего не могу с этим поделать, Соня. Я доверял ей, одним богам известно, почему, а сейчас это доверие полностью утрачено! Она — избалованное дитя, стремящееся достичь недоступного, и презирающее то, что уже достигнуто. Она никогда не могла бы быть обычным человеком! А теперь Идзура стала ведьмой, предательницей. Полагаю, немалую роль тут сыграло ее происхождение.

— Каждый из нас выживает как умеет, Теммар!

— Правильно! Но это ее не оправдывает. Ведь есть еще ценности, дарованные нам богами!

— Нет, это ее не оправдывает. Но я часто думала о ценностях…

Теммар резко повернулся к Соне.

— Ты благодаришь людей, когда они помогают тебе, пытаешься отплатить им тем же самым и ожидаешь, что и люди тебе отплатят за твою помощь?

— Да.

— Ты веришь, что есть силы и существа более великие, чем человек?

— Да.

Что-то внутри Сони похолодело, когда он упомянул о потусторонних силах, обрекших ее, похоже, на незавидную участь.

— Ты веришь, что человек может обладать такими качествами, как справедливость, честность, искренность… что, хотя он, может быть, часто терпит поражения, он должен по-прежнему стремиться к этим ценностям?

Соня медленно кивнула.

— И что на свете существует любовь?

— Да, я знаю, что она есть.

— И что в человеке есть как плохое, так и хорошее?

— Я со всем этим согласна, Теммар; а что?

— Есть общепризнанные ценности. Воин ты или шлюха, король или сапожник — есть ценности, общие для всех: человеческое достоинство, отношение к жизненной борьбе, как к стоящему делу. Тот, кто не верит в эти ценности, не может называться человеком; в некоторых ситуациях он сможет нарушить все законы добра. Может быть, на какое-то время добро лишь с огромным трудом возобладает в его борьбе с самим собой, но… Чем больше хвастовство, тем большее сомнение вызывает хвастун; чем сильнее доспехи, тем слабее человек, который их носит; чем громче голос, тем менее убедителен аргумент — и так далее. Ты все это знаешь, Соня, иначе ты не была бы такой, какая ты есть. Рано или поздно это качество проявится в слове, в действии — в приготовлении хлеба, занятии любовью или борьбе за чью-то жизнь.

Соня спокойно слушала его. Ей становилось ясно, что философия Теммара произрастает из глубокой обиды, которую нанесла ему Идзура. Ей захотелось протянуть ему руку. Это была не любовь, а глубокая симпатия, сочувствие абсолютно чужих друг другу людей, двух воинов.

— Мы используем слова, чтобы уклониться от действия,— задумчиво произнес Теммар,— а действия, чтобы уклониться от слов. Боги, боги! Где же истинное равновесие? Где же ответ, который не ведет к дальнейшим вопросам? Почему человек не более чем надежда и быстро исчезающий призрак, передающий своим потомкам знания, чтобы те забывали их?

Он сцепил руки, положил их на стол и откинулся назад — при этом его лицо скрылось в тени.

Вдруг снаружи, с улицы, послышался шум, тотчас же вернувший обоих к реальности.

В комнате не было света и их присутствия ничто не выдавало, но Соня, тем не менее, низко пригнулась и молча вытащила меч, потом, прижавшись к стене, осторожно выглянула в окно. Теммар, спрятавшись по другую сторону окна, тоже выглянул, пытаясь определить источник шума. Потекли долгие мгновения ожидания.

Соня начала успокаиваться. Неужели шум возник лишь в их воображении?

Затем шум раздался снова, и на улице показалась высокая темная фигура. В это же мгновение на лестнице послышались шаги.

— Теммар…

Это его люди поднялись из подвала. Теммар шепнул из тени:

— Тихо! Враги!

Все четверо воинов в тот же миг осторожно отступили в пелену темноты, и, спокойно обнажив мечи, застыли в ожидании.

Фигура появилась перед окном и заглянула в комнату, показав свое тусклое, белое лицо, Соня подавила глубокий вздох. На бледном, вытянутом лице непрошеного гостя сверкнули желтые глаза. Колдун!

Когда двое, шедшие впереди, обернулись, юный Кирос поднял взгляд и вдруг заметил, что они идут совсем не к таверне. Он прервал Садгура жестом и прошептал: — Мы идем вовсе не к моим друзьям!