Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых

Родовичи Мысляты во главе с самим старостой увидели это впервые в жизни – среди бела дня молодой мужчина, варга Лютомер, вдруг наклонился, перекатился через голову, исчез в мгновенной вспышке серебристого пламени… и на его месте уже стоял белый волк! Люди ахнули и отшатнулись, а Дедила, не раз это видевший, уже споро запихивал в седельные сумки одежду и прочее снаряжение Лютомера.

А белый волк метнулся в чащу и пропал. Его вел шепот росы, смутный блик, что мелькает где-то на краю бокового зрения, но никогда не позволяет взглянуть на себя прямо. Оставаясь внутри его сознания, Угрянка указывала ему путь через Явный мир.

Собаки с лаем рвались вслед за убежавшим зверем, люди едва поспевали за ними. Но Мыслята и сам вскоре сообразил, куда надо держать путь. Уразумев, что княжну увезли хазары, он только хмыкнул и успокоил Дедилу:

– Далеко-то не увезут, не бойся! Чтоб далеко увезти, дорогу надо знать. Я сам лучше всех собак провожу!

Возле своих истоков Неручь, перед тем как устремиться на юг, делает петлю и течет, наоборот, с юга на север. Не знающие местности хазары не учли этого, а к тому же они не знали, что Мыслята повел охотников как раз на Медвежью гору, вокруг которой и текла река. Сейчас они находились внутри петли, и всего через несколько верст Мыслята вывел их к Неручи в том месте, к которому плывущие по реке хазары еще только должны были выйти.

Мыслята, отлично знающий каждое дерево в лесу, без помощи потусторонних или каких-либо иных проводников вышел к нужному месту лишь чуть позже, чем Лютомер. Но за это время белый волк успел разгуляться. Арсаман уже был мертв, еще несколько хазар, пытавшихся подступиться к волку с саблями, тоже сильно пострадали, и только выстрелами из луков волка удалось отогнать от ладьи и держать на расстоянии. Про Лютаву они уже забыли, мечтая только о том, чтобы убраться живыми.

Буря улеглась так же быстро, как возникла. Чаргай со своими всадниками наконец смог перебраться через реку и присоединиться к остальным. Хазары стремились снова сесть в ладьи и продолжить путь, но не могли оставить тела погибших. И в тот миг, когда стрелами волка наконец загнали в кусты, а Чаргай с помощью Палдаша поднимал с окровавленной травы тело Арсамана, из зарослей разом вылетело шесть или семь стрел.

Палдаш упал – стрела торчала у него в горле. Чаргай, развитым чутьем воина угадавший опасность, успел броситься наземь буквально в тот миг, когда стрелы сорвались с тетив, и остался невредим. Возле ладей упало еще несколько человек: на охоту медвежеборцы брали с собой тяжелые луки, а меткость их, отточенная многими поколениями, не уступала знаменитой меткости степняков.

– А ну отойди все от нее! – крикнул из зарослей Дедила. – От ладьи отошли, сучьи дети! Всех перестреляем!

Все было ясно без перевода. Хазары оглядывались: со всех сторон ветви шевелились, а между ними блестело железо. Они не могли знать точно, сколько у них теперь противников, но видели, что окружены и отступать некуда.

Чаргай вдруг вскочил и бросился к ладье; несколько стрел воткнулось в землю там, где он только что был, а ловкий хазарин уже переметнулся через борт ладьи, подхватил Лютаву и заслонился ею, прячась за бортом.

Предостерегающе закричали сразу несколько голосов. Ладья, которую пытались снова спустить на воду, едва держалась за песок носом, волна качала ее, и никто из самых метких не решался стрелять: если ладью качнет, стрела вместо хазарина попадет в девушку. И тогда даже смерть Чаргая послужит слабым утешением.

Из зарослей вышел Лютомер – в одной рубашке и портах, наспех надетых, кое-как подпоясанный. Одной рукой убирая с глаз растрепанные длинные волосы, другую он вытянул вперед в знак мирных намерений.

– Чаргай! – крикнул он. – Отпусти мою сестру! Вам все равно не уйти. Даже если ты повезешь ее с собой, я буду преследовать тебя хоть до Греческого моря! Следа я не потеряю, и через день или два найду способ покончить с вами всеми. Подумай, твоя цель того стоит?

Никто не спешил перевести хазарам его речь – бедняга Алим не показывался, то ли убитый, то ли раненый, то ли настолько напуганный, что даже долг не был в силах заставить его поднять голову. Вокруг лежали мертвые тела, стонали раненые, ярко-красная кровь на жухлой траве резала глаз.

– Дай нам сесть на ладьи и обещай не стрелять в спину, тогда я отпущу ее, – по-хазарски ответил Чаргай. О содержании речи Лютомера он догадался и без перевода.

– Хорошо. Вынеси ее на берег и положи в десяти шагах от воды. – Лютомер по привычке говорил вслух, но догадывался, что хазарин не понимает слов, и показывал все то же самое знаками.

– Еще я хочу получить за нее выкуп. – Поняв, что переговоры состоятся, Чаргай по привычке надменного победителя начал повышать цену мира. – Сто дирхемов.

– Я не вожу с собой на охоту мешки дирхемов! – с досадой сказал Лютомер и в подтверждение хлопнул себя по бокам, показывая что, кроме рубахи и портов, при нем ничего нет. – А, постой! – Он вдруг показал знаками, чтобы собеседник немного подождал. – Сейчас будет тебе выкуп.

Уйдя в заросли, он тут же вернулся и вынес заплечный берестяной короб, с которым пошел на охоту. Поспешно вытряхнув на траву всякие мелочи, он достал лежавший на самом дне полотняный сверток. А когда ткань была сброшена, Чаргай увидел свой собственный воинский пояс.

Конечно, у него давным-давно имелся новый: без пояса взрослому мужчине ходить неприлично, и первое, что сделал Арсаман, получив племянника из плена, это подарил ему новый пояс с серебряной пряжкой. При виде старого пояса Чаргай покраснел от досады: ему сразу вспомнился и тот злосчастный день, и плен, и унижение. А Лютомер выразительно помахал свернутым поясом и сделал знак, недвусмысленно предлагая обменять на него пленницу.

Чаргай колебался. Пояс стоил намного меньше того, что он запросил, но оставлять свой воинский пояс, украшенный знаками собственной доблести, в руках презренного врага совсем не хотелось. Чтобы тот потом всю оставшуюся жизнь – пусть не слишком долгую – хвалился везде, что снял пояс с Чаргая, а тот не сумел его вернуть! Нет, покидая эти злополучные дикие земли, Чаргай хотел быть уверен, что никаая позорная слава не потянется за ним отсюда.

– Корошо, – почти по-славянски сказал он – это слово он успел выучить. – Идет. Давай, – знаком предложил он и указала на поляну, ровно посередине между опушкой и водой.

Лютомер вышел из зарослей, положил пояс на траву и отошел обратно. Чаргай вытащил Лютаву из ладьи, рывком поднял на ноги, но идти она не могла, и он положил ее обратно, а сам направился к поясу. Каждый миг он ожидал услышать свист стрелы, не видя, как Лютомер предостерегающе вскинул руку, запрещая стрелять. У хазар тоже были луки, а Лютава сидела в ладье со связанными руками и ногами, открытая со всех сторон.