Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых

Выслушав вопрос, пленник усмехнулся и произнес что-то такое, отчего Замила досадливо дернулась и даже слегка покраснела.

– Я не могу сказать, что он сказал, я не помню таких слов! – воскликнула хвалиска, но ее смущение выдавало, что все она помнит. – Что-то о том, что ты, Богоня, скоро сам услышишь о них.

Богомер некоторое время мерил взглядом пленника: молодой хазарин был ниже его ростом, но держался так гордо, словно смотрел на угренского медведя сверху вниз, – а потом от души ударил могучим кулаком ему в челюсть, так что хазарин отлетел и врезался бы в стену, если бы мужики его не подхватили.

Спускались сумерки, Ратиславль поспепенно затихал, собираясь ко сну. Князь Вершина сидел в братчине с теми из сродников, кто еще не разошелся, когда к нему подошла старуха из челяди Любовидовны.

– Пройди к жене, княже, она зовет тебя, – кланяясь, позвала старуха.

У Любовидовны Вершина застал и ее сына. Бороня сидел на большом ларе с мрачным и обиженным видом, и при виде отца только встал и поклонился, ничего не сказав.

– Звала, матушка? – спросил Вершина. – Что у тебя за дело на ночь глядя?

– Мы с Бороней подумали и решили, отец. – Большуха глянула на сына, словно искала подтверждения, но тот отвернулся. – Сегодня у него ссора вышла с Лютом, из-за пояса этого проклятого. Так мы подумали и поняли: зачем нам пояс этот, ну его совсем! Главное, чтобы лад в роду был и мир в волости, а поясов мы еще раздобудем, не таких еще! Не такое уж он сокровище, чтобы со старшим братом из-за него ссориться. Погорячился Бороня, да теперь одумался. Ты уж, батюшка, отдай Люту этот пояс да передай от нас, чтобы обиды не держал.

– Это вы молодцы! – одобрил Вершина и улыбнулся. Про пояс он совсем забыл, но теперь обрадовался, что Любовидовна уговорила сына отступиться, лишь бы не сделать Лютомера своим врагом. – Молодец, Бороня! – Вершина потрепал хмурого сына по плечу. Бороня рос упрямым и самолюбивым, и тем более жаль ему было терять такую ценную добычу, первую в жизни! – Права мать: будет случай, еще не таких поясов добудем. А я хочу, чтобы сыновья мои дружили, а не ссорились. Если Лют не уехал или Лютава здесь ночует, сейчас же и отдам.

И вздохнул, вспомнив Хвалиса. Дружба и поддержка других сыновей тому совсем не помешали бы, но надежды на это мало.

Однако ни Лютомера, ни Лютавы, ни кого-либо из бойников в Ратиславле не оказалось: дети Семилады уже ушли и увели своих назад в Варгу.

Вернувшись к Замиле, где собирался ночевать, князь между делом рассказал ей о разговоре с Любовидовной. Замила, которой в это время Галица расчесывала волосы, заволновалась и задергалась.

– Все ему! Все опять ему! – бормотала она, едва сдерживая злость. – Мало того, что из-за него моему сыну пришлось бежать! Теперь ему одному – слава, почет, добыча!

– Спроси, где пояс, – вдруг шепнула ей в ухо Галица, незаметно наклонившись.

После бегства Хвалиса Галица, выждав еще пару дней, вернулась в Ратиславль как ни в чем не бывало. На расспросы о Хвалисе, сыпавшиеся со всех сторон, она только разводила руками и делала большие глаза: не знаю, дескать, да и откуда мне знать? У свекра была, у Просима, а княжич там не показывался, мы и не знали, что тут такие дела творятся. Подумать только!

Не так чтобы все ей поверили, но с Хвалисом никто ее в эти дни не видел, сам он исчез, и все подозрения повисли в воздухе, а потом забылись. Шла жатва, было не до того. А сама Замила весьма обрадовалась возвращению Галицы и каждый день тайком жаловалась ей, изливая свою тревогу за сына и злость на его обидчиков.

Сейчас она удивленно обернулась к челядинке, но та быстро закивала: спроси, так надо!

– А что за пояс-то? – с деланным безразличием обратилась Замила к мужу. – И правда, есть за что ссориться?

– А вон там, в ларе. – Вершина кивнул в сторону ларя в углу. – Туда бросил, думал, пусть полежит, пока определимся. Ну, раз Бороня сам отказался, отдам Люту, чего уж! Заслужил! Сам носить не захочет, сестре отдаст, пусть бляшки отковыряет да в ожерелье подвесит – красота! Завтра и пошлю.

– Красоту такую завернуть бы во что-нибудь, – вставила Галица, пока Замила, подняв крышку, рассматривала при свете лучины пояс и его блестящие позолоченные бляшки. Мысль насчет того, чтобы сделать из них подвески к ожерелью, понравилась и хвалиске тоже – у нее хватало украшений, но разве их бывает слишком много? – Принесу сейчас!

Отложив гребень, Галица выскользнула в переднюю половину землянки. Почти сразу за ней вышла хозяйка.

– Ты что это надумала, – зашипела Замила в ухо челядинке, пока та рылась в куче выстиранных полотенец, только что снятых с веревки. – Перед оборотнем выслужиться хочешь?

– Вот что, матушка, – зашептала Галица, выудив красиво расшитый рушник. – Как князь заснет, ты из ларя этот пояс достань и мне принеси сюда, прямо в полотенце. Не разворачивай.

– Да что ты задумала?

– Я такое задумала, что и сыну твоему поможет, и врагам его отомстит. Тем, кто его из дома родного бежать заставил.

– Правда? – Замила схватила ее за руку.

– Истинная правда. Только пояс мне достань. И враги наши погибнут, и на нас никто не подумает. Это боги сами на нашей стороне, раз такой случай нам дают. Не упусти только!

– Но как же – князь ведь утром его хватится! Сказал, утром им отправит, а его нет! На меня сразу подумает, дом-то мой!

– К утру пояс на прежнем месте лежать будет.

– Правда?

– Вот клянусь чем хочешь. Назад положу. Только не обрадует врагов твоих такой подарочек.

– Ладно, жди, – согласилась Замила. – Как заснет князь, я дверь приоткрою, ты зайдешь и сама его вынеси.

Утром, когда князь Вершина поднялся и вспомнил о хазарском поясе, тот лежал на прежнем месте, завернутый в тот самый рушник.

Бойники в этот вечер тоже не сразу легли спать, несмотря на усталость после битвы. До самой темноты они сидели на поляне возле костра, заменявшей им братчину, обсуждая сегодняшние и завтрашние дела. Всего в землянках Варги, иначе называемой Волчьим островом, жило четыре десятка подростков и парней от двенадцати лет и старше, собранных со всей Ратиславльской волости. Обычно в возрасте семнадцати-восемнадцати лет парни возвращались в роды, чтобы жениться и дальше жить как все, но некоторые оставались в Варге навсегда, принимая полное «волчье посвящение», окончательно разрывшее их связь с прежним родом. Из таких в Варге имелось сейчас двое стариков – Ревун и Хортогость, и шестеро «отреченных волков» – Дедохорт, Хортомил, Лесогость, Чащоба, Серогость и Яроволк. На их положение указывали и «волчьи» имена, и накидка из волчьей шкуры или хотя бы полоска с волчьей лапы, которую они носили на поясе. Благодаря постоянным упражнениям бойники, несмотря на молодость, становились умелыми воинами, и князь Вершина часто использовал их для дальних поездок или поручений, которые могут быть опасны. В обмен за эти услуги он делился с Варгой взимаемой с племени данью – которую они же и собирали, объезжая зимой подвластные ему земли. Часть ее потом отвозили в городок Селибор в верховьях Угры, где ее забирало полюдье смоленского князя – светлого князя всех днепровских кривичей, власти которого подчинялось и племя угрян.