Елизавета Дворецкая - Ночь богов, кн. 2: Тропы незримых

– Он убил моего брата, убил, моего последнего родича! Я осталась одна, совсем одна! – душераздирающе закричала Замила, прижав к лицу край шелкового покрывала. – Я сирота, мой брат погиб, и некому отомстить за него!

– Что ты наделал, лешачье отродье! – гневно закричал князь Вершина и вскочил. – Ты убил брата моей жены, моего свата! Ты убил своего родича! Ты нарушил родовой закон! Ты не мой сын! Я не признаю тебя моим сыном!

– А свою дочь ты признаешь? – с трудом сдерживая бешенство, ответил Лютомер. Ратиславичи уже кричали, поднявшись со своих мест и толпясь возле Вершины. – Она зачата не во время Велеса, а тогда, когда наша мать жила дома, с тобой, ее отец – ты и только ты! Разве ты не должен защищать честь и свободу твоей родной дочери? Или лучше пусть хазарин обесчестит ее, дочь князей и волхвов угренской земли, и подарит на забаву чужаку! Ты спокойно слушал бы, что твоя дочь живет в робах дешнянского князя, и не пытался бы ее спасти? От этого честь рода и родовой закон не страдали бы? Кто тебе ближе – родная дочь от знатной матери или какой-то хазарин, обманом выдававший себя за брата Замилы?

– Как ты смеешь обвинять его в обмане!

– Я знаю! Знаю, что это ложь! И она, твоя жена, прекрасно об этом знает!

– Молчи, щенок! – Князь Вершина даже топнул ногой. – Молчи, волчье отродье! Она отказала Бранемеру, и из-за нее началась эта война! Зачем мне нужна такая дочь!

– Но ты сам признал, что…

– Молчи, кикиморье отродье! Зачем мне дочь, из-за которой начинаются войны! И ты думаешь, болван, что все на этом кончится? Ты думаешь, что дешняне ушли и больше никогда не вернутся! Да они придут уже весной и приведут с собой князя Радима! Они пойдут на нас войной, и что ты тогда будешь делать, щенок! Любой дурак поймет, что, когда сватается такой сильный князь, надо соглашаться! Если бы она вышла за него, то у нас был бы сильнейший союзник! А теперь у нас сильнейший враг!

– Да что ты говоришь! – не выдержал наконец Ратислав. – Стрый, опомнись! Им невесту отдавать – так надо и себе в обмен брать! Мы что, им дань платить будем? Не будем, а стало быть, им нашей невесты не положено! Если брать, то двух – от нас им, от них нам. А разве князь Бранемер нам невесту предлагал?

– Да у него и нет невесты, нет девки в роду, сестры или там дочери! – криком отвечал Бороня-старший.

– Да что ты, как медведь лютый, на свою же кровь кидаешься! – орал Богомер, схватив Вершину за плечо. – Сын твой ворога одолел, сестру отстоял – да про него песни слагать надо, а ты мало что не кусаешься! Бросай это дело, вели бабам на столы накрывать! Медовуха перестоит!

– Вон, гость у нас, да не простой, а самого оковского князя сын! – с другой стороны наседал Глядовец. – На него хоть посмотри! Гостя принимать надо, а не со своим родом лаяться, а то что же за слава про Ратиславов род по землям пойдет!

Под общим, хотя и беспорядочным напором сродников князь Вершина поутих: замолчал, поджал губы, потом даже криво улыбнулся. Но взгляд у него по-прежнему оставался недобрым.

Наконец все пошло своим чередом: приехавших повели в баню, в братчине накрывали на стол. Потом пировали, и с Ярко князь Вершина обходился приветливо, почти как прежде, но Лютомер и Лютава видели, что теперь это дружелюбие лишь кажущееся. Прежней открытости, добродушия, рассудительности в их отце больше не было. Ему подменили душу, и оба они знали, кто это сделал. Лютава холодела от ужаса и негодования, бросая на Замилу такие взгляды, что хвалиска, однажды встретив ее взгляд, вздрогнула, точно обожглась, и больше даже не смотрела в ее сторону, но беспокойно ерзала на месте, точно ее что-то кололо снизу.

– Убью змеищу! – шептала Лютава, с ненавистью глядя на Замилу. – Она, тварь болотная, нарочно подгадала, чтобы нас с тобой дома не было.

– Так главная-то не она здесь! – шепотом отвечал ей Лютомер, сжимая руку сестры. – Эта дура-то что, она сама прыщ наслать не сможет, это все роба ее!

– Все равно убью змеищу! – шипела Лютава. – Она все затеяла! Все для сыночка своего ненаглядного! А потом и до той шишиги доберусь! Надо к бабке Темяне сходить! И к Велерогу. Надо всех наших волхвов собирать!

– Сходим. Завтра же. Ты к бабке, а я к Просиму. Сдается мне, старик не просто так тут прохлаждался.

– Женился бы ты в самом деле, а, Лют? – Сидевший с другой стороны от него Ратислав тайком подтолкнул двоюродного брата локтем и кивнул на Ярко. Жениться, само собой, он предлагал не на оковском княжиче, а на его сестре. – Тебе ведь жена нужна, давно уж пора! Коли только от нас вятичам невесту – тогда нет, много хотите, а коли на обмен – тогда все честно, как у равных, чего же тогда не взять у них девку? Если еще и собой ничего? Я сам бы взял, хоть себе, хоть сынам, да мне Святко, поди, не отдаст, хочет ведь ее княгиней видеть? А ты не зевай – а то мало ли что выйдет? Князюшко-то наш, вон, смурной какой-то. Про Хвалиса поутру заговаривал. В каких, дескать, долах летает сокол сизокрылый?

Лютомер открыл рот, хотя сам не знал, что отвечать. Умный Ратислав был во всем прав, да и Лютава говорила то же самое. После замужества Лютавы взять за себя Святкину дочь – молодую, красивую, от знатной матери-жрицы – было бы уместно и полезно, тем более что только обмен невестами не поставит Ратиславичей в зависимость от оковского рода. Но воспоминания о Семиславе не позволяли ему желать этой женитьбы, а признаваться в своем безрассудстве он не хотел. В этом деле ему род не поможет, а раз уж действовать придется в одиночку, то и болтать нечего.

И не время сейчас об этом думать.

Наутро Лютомер и правда собрался к Просиму. Почему-то после того, как он видел старика, судорожно плачущего над могилой младшего сына, Просим уже не казался ему таким чужим.

Увидев на тропе перед воротами знакомую фигуру – на этот раз Лютомер приехал верхом, – Просим взмахнул руками, будто пугал кур, и поковылял навстречу. Лютомер придержал коня, и старик вцепился обеими руками в его стремя.

– Приехал! – бормотал он, подняв лицо, и Лютомер не мог понять, рад или не рад ему бортник, встречает он его или, наоборот, пытается не допустить до своего жилья. – Услышал, стало быть! Услышал!

– Что – услышал? – Лютомер наклонился. – Случилось что-то?

– Случилось! Я тебе хотел весть послать, да сыну работы много, бабе тоже, вдвоем ведь они из всех работников у меня остались! А внуки еще малы, их через лес одних в такую даль не пошлешь! Уж я пошептал воде вчера, просил тебе сказать – видно, сказала! Ну, идем, идем!

Просим заковылял обратно к воротам. Лютомер шагом поехал за ним. Видно, старик уже что-то знал о случившемся. Но раз он считает, что должен поделиться с княжичем, значит, знает больше него?

В этот раз бортник сразу повел его в избу и усадил на лавку, как дорогого гостя.