Марина Дяченко - Хроники мегаполиса (сборник)

«…За штукатуркой мышиной стены».

Программа с Клавдией Антоновной поставлена в программу на сегодня, четырнадцать ноль-ноль. Полчаса назад я говорила с ней по телефону; она очень волнуется. Ей кажется, что она сказала что-то не так, или что она плохо выглядела (а она удивительно следит за собой, она такая кокетка)… Потом, оказывается, ей стыдно за свою крохотную квартирку. Но главное не это – она верит, что ее покойный муж будет очень рад этой программе. «Ведь его почти совсем забыли за десять лет… Да что там – его забыли, когда он был еще жив… У него столько учеников… Но все его забыли… Кто в Америке, кто в Израиле, кто вечно на гастролях…»

Я уверила ее, что все будет хорошо. «Я обзвонила всех соседей, – сказала она, стесняясь. – Это вообще-то нескромно… Но я знаю, Миша так бы хотел, чтобы все посмотрели…»

Червяк наконец-то зарылся в траву. Невоспитанный пес наконец-то пойман за ошейник и с натугой впихнут в парадное, будто последнее платье в переполненный чемодан.

Звоню ему вот уже в четвертый раз. Презрев, можно сказать, гордость.

…Зачем я принесла ему книги?

Когда мы познакомились месяц назад, мне казалось… Впрочем, ничего мне не казалось. Я его гнала точно так же, как остальных; обычно, стоило мне спросить «Любите ли вы Лорку?», как половина претендентов на блуд рассасывалась незаметно, а другая половина удивленно вопрошала: «Какую Лорку?»

Вот что меня беспокоит: зачем я дала ему книги, первый том из Бродского и очень редкое издание Кортасара? Какого черта?

В любом случае, наш «образцовый» роман с цветами и виршами не мог продолжаться долго. Мне ли не понимать?..

Вру себе. Плевать мне, собственно, на этого Кортасара…

Просто мысль о том, кто мои книги будут стоять на его полке, а он будет в это время любить под пледом другую женщину… Почему-то он мерзляк, без пледа – никак…

Говорю себе, что больше не позвоню ему. Даже ради книг.

В это время в метро не так много народу.

Напротив меня сидит девочка с деревянным веслом от байдарки. Весло огромное, с двумя лакированными коричневыми лопастями, и на каждой остановке девочка пытается пристроить верхнюю лопасть под поручень, ближе к сиденью. Для этого она толкает вперед нижнюю лопасть, через весь проход, прямо к моим ногам; ничего не получается. Весло кажется огромным, на весь вагон.

После четвертой девочкиной попытки я не выдерживаю, поднимаюсь, берусь за весло и наклоняю его в сторону. Верхняя лопасть проходит как раз под поручнем, и весло оказывается в нужной позиции. Девочка хлопает глазами.

В курилке говорят обо мне.

« За штукатуркой мышиной стены… »

– Психология синих чулков? Какая к черту психология, это же на уровне рефлекса… Вроде все при ней, и сиськи и попа, а как гляну – моментальная клиническая импотенция…

Хохот.

Скрючиваюсь и ухожу на цыпочках. Хотя надо бы выйти, посмотреть им в рожи… Что-то, может быть, сказать, может быть, они смутятся…

Ага. Смутятся, как же. Сейчас.

« Я человек, я посредине мира, За мною мириады инфузорий, Передо мною мириады звезд » …

Не могу взять себя в руки. Скверно.

« Тогда муравей полумертвый ответил тихонько и грустно: я, знаете, видел звезды… »

В сумке у меня, в потайном кармашке лежит кусок мела. Я закрываюсь в туалете (там есть просторный пятачок перед кабинками). Рисую на кафельном полу круг.

– Значит, так. Я – внутри. А вы – снаружи. Я не боюсь вас. Мне на вас наплевать. Я здесь. Вы там. Я независима, я ни от кого не завишу. Я – здесь, вы – там, мне на вас начхать!

« Да, муравей отвечает. Я видел звезды, поверьте. Я поднялся высоко, на самый высокий тополь, и тысячу глаз лучистых мою темноту пронзили… »

Стук в дверь:

– Эй, там, у тебя совесть есть? Ссать хочу – лопаюсь!

Сижу за своим рабочим столом. На экране компа – заставка. В углу комнаты – телевизор, и через десять минут начнется моя программа.

Моя программа.

Сколько нервов стоило ее пробить. Сколько сил. Вот уже пятая выходит по счету – да, в «мертвое время», в будний день, да, раз в две недели – но выходит…

Звоню ему по очереди на рабочий, на мобильный, на домашний. Везде тишина, только на домашнем включается автоответчик. Который раз. Вот скотина…

– Привет, – говорю как можно веселее. – Мне почему-то кажется, что ты дома… Ладно, ты не можешь подойти к телефону, но включи хотя бы телек, сейчас будет моя программа…

Не отзывается. Ну ладно – может быть, его и впрямь дома нет…

« Губастые бульдозеры, Дрожа по-человечьи, Асфальтовое озеро Гребут себе под плечи… »

Сижу и дрожу, как бульдозер.

Заканчиваются дневные новости. Репортаж о последнем бое Дымко – я его вижу в пятый раз, наверное, им завершают все спортивные выпуски вот уже несколько дней. Идет интервью в записи; поразительно, как внутри элегантного костюма помещается, будто внутри скафандра, вся эта гора мускулов, блестящая кожа, блестящие глаза…

Впрочем, глазам не обязательно помещаться внутри костюма. Молча смеюсь сама над собой.

Интервью с Дымко записывали в субботу, в соседней студии. Так получилось, что мы столкнулись в коридоре – вся эта махина проплыла мимо меня, обдав запахом хорошего одеколона, скользнув взглядом, как по детали интерьера…

Рекламный блок все не кончается и не кончается.

Идет заставка – не моей программы. Протираю глаза.

Узнаю Люськину программу про попсовую певицу, повтор субботней передачи…

Смотрю, как слепая, в компьютер. «В программе произошли изменения»…

На меня косятся – или мне это только кажется?

– Ты должна меня благодарить за то, что тебя не увольняют. Пока.

Шеф не отводит глаз. Он не чувствует за собой не то что вины – неловкости.

– Это коммерческий канал, а не богадельня…

Он говорит еще и еще, но я не слышу. Мне становится страшно; напротив меня сидит мертвец с цепкими мертвыми глазами. Его взгляд касается меня, как усики огромного таракана. Моя хрупкая защита тает, будто пластмасса в кислоте.

Мне кажется, что я сижу перед ним голая.

…А чей это голос сказал – «А как гляну – моментальная клиническая импотенция…»?!

– Придумай что-то другое, – говорит он формально, для порядка. – А лучше всего… переходи-ка на другую работу, лапушка. Вон, помрежей не хватает…

« В пять утра во мгле осенней распахнулась дверь балкона, и, как скорбная Мадонна, вышла черная ворона. И на землю посмотрела, где голубка шла, зевая, и на небо улетела, криком душу раздирая… »

Людей мало.. Хорошо, что я пришла.

Гроб несут какие-то старики.