Николай Басов - Магия Неведомого

И снова же непонятно было, почему о ней такое мнение сложилось, ведь перед воротами ясным днем, как правило, два-три стражника болталось, следовательно, можно было чувствовать себя защищенным хотя бы от городских громил. И ночами по стенам храма обходы те же стражники совершали, значит, смотрели все же по сторонам, кого из лихих людишек или из слишком гонористых могли и повязать, если сержант правильно свою службу соблюдал… А вот поди ж ты, не любили это место, эту площадь.

Берит сел в сторонке боком к воротам, чтобы не привлекать к себе внимания тех же стражничков, хотя и не особенно надеялся, что они его не заметят. Все же храмовники были не городские бездельники, и доля от воровской добычи их сержантам почти наверняка не перепадала, как было заведено у портовых архаровцев, а потому они и служили куда как строго. Но делать было нечего, нужно было смотреть, слушать и ждать, пока в голове сложится представление, что тут можно поделать и как следует поступать, чтобы не попасться.

Пока небо еще светлым оставалось, прохожие все же сновали перед Беритом, куда же без этого, ведь на площадь выходило ни много ни мало, а шесть улиц, не всем удавалось миновать ее. Даже два всадника проехали, один был какой-то франт, в расшитом камзоле, хотя пропотевшем да пыльном, словно бы из дальней дороги возвращался. Другой оказался худым, в заморской шапке, но с мечом и в таких наручах, что становилось ясно: связываться с ним – себе дороже. И конь у него был хозяину под стать, хоть костлявым, но при том жилистым и крепким… Ну да это была не его, Берита, забота.

Потом прохожих не стало, Берит сделал вид, что задремал, в стену вжавшись. Вот эта видимость его, кажется, и подвела. Каким бы спокойным ни почитался этот район, а все же Гиену заприметили три каких-то незнакомых и злобных по повадкам дуралея. Один был высоким и тощим, про него сразу становилось понятно, что еще пару недель назад он пас где-нибудь под городом стадо коз или баранов. Второй был толстеньким, даже вальяжным немного, и говорил излишне громко, Берит услышал, как он уговаривал своих подельников – «так это же просто…», «разок хлопнем, а там…».

Ну-ну, думал Берит, примеряясь, как сподручнее выхватить наваху со здоровенным выкидывающимся клинком. Он верил своему ножу и не сомневался, что с тремя-то деревенскими дурнями справится, хотя и не нужно было ему привлекать внимание. Да, они могли все испортить.

Вот третий был самым опасным, жестокий, тупой, сильный и почти наверняка из тролльей породы. Хотя чего уж тут, тролльей крови в нем было едва на восьмую часть, а значит, и с ним можно было справиться, если драться быстро и пронырливо.

Потом они куда-то отвалили, не видно эту троицу стало, может, лениво думал Берит, они ждут, пока стемнеет, или почуяли, что он их заметил, и из осторожности решили не связываться с тем, кто их не испугался, а остается на месте. Всякое в городе бывает, по-разному получается, заранее не скажешь.

Потом последний свет в небе угас окончательно, и стало темно, лишь факелы перед воротами храма-крепости Метли стражники запалили и ушли внутрь, бродить себе по стенам да в кости играть по маленькой, коротая ночь. Вот тогда-то на Берита и накатило. Он вдруг понял, что может проникать своим сознанием в этот храм, может видеть переходы, где тускловато горели слабые, внутренние факелы, может видеть служителей, усевшихся за свой скудноватый ужин, может видеть подземные переходы и даже стражников, совершающих медленные обходы.

Иногда он даже слышал, как они топают по плитам переходов грубыми солдатскими сапогами и как звякают оружием. А вот что они при этом говорили, он не слышал – такая странность с его слухом приключилась. Как, почему, откуда у него была эта особенность – оставаясь в стороне видеть почти все, что происходило в домах и даже, как в данном случае, в храме, окруженном тяжелой и мощной стеной, почти наверняка защищенной магией и молитвами многих и многих людей, которые к этой самой Метле Святой обращались за помощью? – этого он осознавать уже давно не пытался. Это был его талант, дар или проклятье, из-за которого он и стал вором. Талант, который требовал, чтобы он его применял, использовал, едва ли не развивал, который не мог оставаться неиспользованным, неприменяемым, талант, которому Гиена и сам был не рад, но который составлял его особенность, делал его отличным от всех других людей на свете.

Он сосредоточился, хотя и так сидел, утонув в храме Метли, как в небольшом болоте, из которого можно и не выбраться вовсе… постарался и понял, как может проникнуть глубже обычных подземелий храма, потом еще немного дальше… И вот у него уже получилось едва ли не зрительно представить себе коридор, ведущий к хранилищу, с мокрыми от вечной сырости стенами, он разобрал и ступени, такие низкие и щербатые, неверные и истертые, что на них можно ногу сломать, а потом и дверь, которая закрывала доступ в главную камеру. Дверь он изучил внимательно, замок был несложный, такие он и в юности открывал за пару тычков, но что-то было не так… Как ни странно, ему мешала темнота, царящая там, в подземелье, ему бы немного света, хоть от далекого факела, вот тогда бы он…

– Хорошо расселся? – раздался голос.

Берит с трудом выдернул себя из храма, оторвался от исследования запора сокровищницы и попытался вернуться в нормальное состояние. Оказалось, к нему подвалили громилы, один уже уселся рядышком на корточки, привалившись к стене дома, зафиксировал левую руку, это был говорливый коротышка. Второй, длинный пастух, просто наступил ему деревянным башмаком в невероятно вонючих обмотках на правую ладонь. Третий стоял перед ним, поигрывая каким-то тесаком, больше смахивающим на мясницкий нож для разделки туш. И поигрывал-то он им не слишком умело, так, просто перекладывал из ладони в ладонь… Дураки они были, как есть дураки. Если уж решили его порезать, то следовало сразу бить, ногой ли, коленом, или всем сразу навалиться, пока он был еще там, в храме Метли. А теперь… все изменилось, он уже был тут, в своем теле. Берит попробовал вернуть глазам способность видеть, к счастью, темнота в подземных коридорах храма этому немало сейчас способствовала.

– Выкладывай-ка, городской, чего там у тебя заимелось, – просипел третий, тролльей закваски, с тесаком. – И не вздумай сказать, что ничего нет, мы голодны…

Договорить он не успел и стоял далеко, чтобы сразу вмешаться в драку. Берит еще раздумывал, очень уж соблазнительно было освободить именно правую руку, чтобы потом… Но обмотки у пастуха были слишком вонючие, поэтому он сделал иначе. Резко наклонился влево, к коротышке, и куснул его за нос – за самую выдающуюся часть морды. Кровь брызнула на язык и на губы как соленая и неприятная на вкус гадость, но Берит был к этому готов и заранее сказал себе, что это будет ненамного хуже того, что иной раз готовит ему Гонория.