Дмитрий Ахметшин - Похождения Дениса в нарисованном мире

Денис понял, что он готов пропасть на месте, лишь бы не исчезать. Сейчас он сядет, вцепится пальцами в траву и будет сидеть, пока под ним не вырастет гора, пока в ней не распахнутся пещеры и не втянут в себя, как губы молоко, эту пустоту.

Максим не стал ждать такого исхода. Он решил проблему радикально — нарисовал огромный топор, которым ловко вырубил под Денисом порядочный кусок земли. И мальчик свалился в объятья пустоты.

К тому времени как Денис сделал первую попытку собрать себя в кучу, он обнаружил, что более чем наполовину уже нарисован. Такие же палочки-ножки, как у брата, тело, похожее на ссохшийся лимон, и всего одна рука, нелепо торчащая из груди. И ещё — не было рта, хотя Денис посчитал эту предосторожность чрезмерной: всё равно болтать здесь не получится. У Максима явно не хватало на всё времени. Зато Доминико, восседая на плечах малыша, щеголял почти-настоящей шерстью. Он выгнул спину, призывая поторопиться.

«НАМ ЛУТШЕ Не заДЕРЖИВАТЬСЯ. МОСТ ТАИТ» — написал Макс корявыми заглавными буквами прямо в воздухе. Подумал и, прежде чем ринуться вперёд, взял одну из букв Т, больше всего похожих на багор.

Этот багор им пригодился в одном месте, где мост от каких-то внутренних напряжений треснул ровно посередине. Макс, улыбаясь глуповатой улыбкой на затылке, поймал детищем алфавита другой конец моста и подтянул его так, что они смогли перейти.

Спустя какое-то время дети снова облачились в свои тела. Теперь Денис не видел в этом ничего странного — всё равно, что влезть в майку, висящую со вчерашнего дня на стуле. За их спинами разрушался карандашный мост. Части его парили в пустоте, медленно, но верно истаивая.

Денис посмотрел на Доминико и сказал:

— Ты мог бы просто облететь кругом.

Лицо того сломалось, будто его сжала невидимая рука. Чуть поколебавшись, он признался:

— В мире для меня и так не много осталось переживаний. Путешествие через ничегошеньки — один из способов доказать себе, что я всё ещё существую.

— По-моему, уметь летать — это здорово.

Доминико посмотрел на мальчика и отвернулся. Но потом всё-таки сказал:

— Здорово, если ты умеешь дышать и можешь задохнуться от восторга.

До темноты ещё оставалось время, они потратили его, задумчиво уминая ногами землю. Чаща всё так же тянулась по правую руку, под весом откормленных птиц, что прилетали с полей, она трещала, как рождественская шутиха. Отужинали припасами, которыми с ними поделились сиу. Там было сушёное мясо благодарных оленей, какие-то бобы в капустных листьях, и всё это, к радости Дениса, почти не напоминало картон.

Как было бы прекрасно грохнуться после такого ужина в настоящую постельку, желательно под надёжной крышей и рядом с обогревателем! Денис печально смотрел на запад, где за тучами не было видно даже краешка заходящего солнца. Казалось, там, прямо в воздухе, плавают рыбы, и диковинные морские чудища разворачивают свои бесконечные шеи.

— Мы будем спать прямо здесь? — поинтересовался он у Максима. — А нельзя ли… нарисовать нам какой-нибудь домик?

— Слишком влажно, — невозмутимо ответил тот, — Грифель размокнет и будет крошиться.

— Я умею спать стоя, — похвастался Доминико. Дождевые капли сочились сквозь него, как сквозь очень, ОЧЕНЬ пористую губку. Призрак напоминал грустного клоуна, все шутки которого касаются собственной горемычной жизни.

Максим увидел, как поползли вниз уголки губ братца и, сняв очки, расхохотался. Глаза его блестели.

— Не волнуйся, братишка. Тебе понравится. Спать на природе — любимейшее из моих занятий. Смотри.

И он, наклонившись и пошарив в траве, среди папоротников, откинул землю, как одеяло. Там, внутри, оно было стёганое, прошитое корнями кустарников и, кажется, непромокаемое. Денис пришёл в сильнейшее возбуждение.

— Я теперь не смогу заснуть, — сказал мальчик, но, забравшись в импровизированную постель, почувствовав, как над головой шелестят листья и качают побегами папоротники, словно подвешенными над кроватью младенца бубенцами, уснул почти мгновенно.

Во сне он без багажа отправился за край света — играться в салочки с чудовищами из подкорки сознания и водить машину, как взрослый. Но поскольку Денис и так находился за краем света, ему быстро стало скучно. И тогда он, перешагнув через закат, вдруг оказался на крыльце собственного дома. Махнул рукой новым соседям (на самом деле не было никаких новых соседей, а во сне Денис не стал их разглядывать; он, в конце концов, здесь чтобы повидать маму и папу) и поспешил внутрь.

Все сидели за столом, не за обеденным, а за другим, круглым, в гостиной, и играли в какую-то хитрую настольную игру. Была мамина очередь делать ход. Папа расположился в кресле, уткнувшись в книгу, которую устроил на подлокотнике: у него была очень удобная позиция, чтобы дотянуться до стола, когда будет его очередь ходить. У Дениса возникло чувство, что что-то не так. Дело даже не в том, что родители строят какую-то невероятную конструкцию из разноцветных, разных по размеру блоков (настольными играми они никогда не увлекались), а в том, что народу за столом была просто уйма. «И это всё — моя семья?» — поразился Денис, и тут же понял, что на самом деле за столом всего лишь на одного человека больше, чем должно быть. «Максим! Мама! Папа!», — весело закричал Денис, махнул всем рукой и хотел подойти, чтобы хлопнуть брата по плечу.

Но никто не ответил. Денис стал кричать громче, но потом запоздало увидел, что из прихожей до круглого столика — словно до противоположного брега Выборгского залива — километры и километры красно-коричневого ворсистого моря, в которое превратился ковёр. Даже если бы у них был бинокль… даже если бы был — вряд ли они бы его разглядели. Денис, охрипнув от крика, замолк и просто стал наблюдать.

Он впервые видел Макса в естественных условиях, в обыденном мире, и теперь, как бы ни был рад его присутствию в доме, не хотел спугнуть. Словно за диким лосем, которого удалось увидеть во время рядовой прогулки по окультуренному лесу, Денис устроил за ним настоящее наблюдение, обложившись подушками и раздобыв себе на кухне стакан сока.

Он был очень важным, этот малыш, и вместе с тем комичным. С открытым ртом Денис наблюдал, как тянется вверх конструкция из блоков, которые по размерам становились всё больше и больше, как вопреки законам физики она нарастает вбок, становится похожей на исполинскую букву «Г». Денис с испугом подумал, что если это сооружение рухнет, придётся вызывать МЧС, чтобы достать из-под завалов родителей и брата. Его страх становился всё сильнее, пока из лёгкого беспокойства не перерос в настоящую панику. Мама всё думала, куда пристроить весёленький фиолетовый брусок, папа всё так же читал в ожидании своего хода (вместе с тем башня прирастала как будто бы сама), малыш всё так же стрелял глазами из-за бликующих стёкол очков. Тень от сооружения, что изначально занимала только стол, теперь расползлась, будто разлитое молоко — очень много разлитого молока — по всей комнате.