Виктор Гвор - Волчье Семя. Дилогия

– И куда пани так торопится? – поинтересовался тот скучным голосом.

– Пани торопится домой, – откликнулась девушка, успокаивая приплясывающего коня и еще раз окидывая собеседника критическим взглядом. – А ничего у тебя прикид, вельможный пан. Оригинально. Но жилетку лучше снять, они со вчерашнего дня не в моде.

– Почему?

– Стали слишком опасны для жизни. Жолнежи пана Мариуша с такого лепешка* сначала валят*, потом ширеньхают*, пардон за мою салеву!

– О! – откликнулся лесной. – Легаши местного кума* таких, как я, в любом случае валят. К счастью, мы не на его территории! А как пани отнесется к небольшому отдыху и приятной беседе?

– Пан назначает мне свидание? – игриво приподняла бровь Ядвига.

– Красота пани достойна восхищения, – разулыбался мужчина, – но Ваш покорный слуга недостаточно благороден, чтобы питать подобные надежды. Просто езда охлюпкой несколько утомляет…

Ядвига перекинула через коня ногу, устраиваясь боком. Прав собеседник, утомляет.

– А пять лучников, примостившие свои, пардон, задницы на окрестных ветках, – постаралась придать голосу самое невинное выражение, – обязательный антураж нашего разговора?

В глазах лесного мелькнуло неподдельное недоумение:

– Вы о чем, пани? Какие лучники? Где?

Девушка вскинула руку, самым невежливым образом тыкая пальцем в заросли.

– Там, там, там, – крутнулась на крупе, разворачиваясь в противоположную сторону, – там и там! Ах, простите, еще там! Шесть!

– Вообще-то, семь, – наигранное недоумение сменилось неподдельным удивлением. – Но я поражен, пани! Еще никто не мог похвастать, что разглядел кого-либо из моих людей, если они этого не хотели!

– Значит, они этого хотели, – пожала плечами девушка. – Кстати, седьмой – там, – палец указал направление. – Его я, правда, не чую. Но больше ему быть негде!

– И снова поражен и восхищен! – лесной поднялся с бревен, снял шляпу и замахал ей в классическом парисском поклоне. – Разрешите представиться. В этих местах меня называют Лютым. Командую не самыми плохими лучниками в этой части Полении.

– Очень приятно, – Ядзи, не слезая с Серка, умудрилась изобразить реверанс. – Значит, деловой разговор… – скорчила «думательную» гримасу. – А как пан отнесется к небольшому табуну? Голов в сорок? Или около того… Не красные, но всё же кроаты!

– И в чем подвох? – Лютый водрузил шляпу на место и бросил на собеседницу подозрительный взгляд. – В какую, пардон, задницу нам предстоит залезть за такой добычей?

– Ради Господа! – воскликнула Ядвига. – Никаких подвохов! Лошадей пригонят в это самое место в течение получаса! Считайте это моим подарком!

Атаман улыбнулся:

– А сопровождение в курсе происходящего?..

– А пану есть какая-то разница, – Ядвига удивленно подняла бровь, – если у него в отряде не самые плохие лучники в этой части Полении?

– И в самом деле, никакой, – хмыкнул атаман. – У пани есть еще какие-то предложения?

– Скорее, просьбы! – Ступни девушки устроились на холке лошади. – Во-первых, в окрестностях бродят, простите мою некуртуазность, чуханы* в лепном ципере*. Не может ли шановний пан поинтересоваться, какого, пардон, хрена они здесь забыли?! И донести эту информацию до моих ушей. Вот задаток!

Лютый поймал вылетевший из рук девушки кошелек Ганса, заглянул внутрь. Согласно кивнул:

– А во-вторых?

Ядвига скорчила умильную рожицу:

– Попросите не самых худших лучников этой части Полении не дырявить мне шкуру!

Ноги девушки опустились в нормальное для всадницы положение; конь рванулся вперед, за считанные метры набрал скорость и, в красивом прыжке пролетев над завалом, исчез за поворотом дороги.

Когда топот копыт стих, кусты раздвинулись, и на дорогу выбрался невысокий крепкий мужик в лохматом пончо, густо расшитом зелеными и коричневыми тряпочками.

– Я не понял, Лютый, – голос разбойника звучал не то насмешливо, не то недоуменно, – мы теперь не злоумышленные карники, а благородные герои, посвятившие жизнь спасению несчастных девиц, попавших в неприятные ситуации?

– Да, Мирча, мы такие! – Лютый негромко рассмеялся. – Особенно, если бедная девушка – пани Ядвига Качиньская. Всегда хотел стать ее другом. А теперь просто мечтаю! Можно сказать, влюбился без памяти!

– Думаешь, она? – усмехнулся названый Мирчей.

– Задница Нечистого! – Лютый развел руками. – Кто еще может ранним утром скакать на красном жеребце по местным лесам? Без седла, но с железкой на поясе. И так куртуазно ботать по фене!

– Тебе не кажется, что девица нас поимела?

– В самом извращенном виде! – кивнул атаман. – Но какова девка, а?! Кстати, скажи нашим недотепам, чтобы чаще мылись! Скоро их любая хлопка за версту чуять будет!

– Ну, положим, это не любая хлопка, – недовольно вздохнул Мирча и гордо усмехнулся. – А меня она не унюхала! – помолчал. – Ну что, ряженых бьем?

– Разве мы можем отказать прекрасной пани в подобной мелочи? – изумился Лютый. – Да и лошадки лишними не будут. А то на одрах предыдущих панов даже показаться в приличном обществе стыдно. Пошли на лежки. Будем надеяться, не все такие ушлые, как пани Качиньская. Но лучше не давать им времени нас унюхать.

– Что, вот так сразу? Без обычного базара?

– Разговор обязательно будет. Нам за него заплачено! – атаман подбросил на ладони кошелек. – Золотом! Но ты же видел эту шоблу! Разве они будут говорить, пока их много?

– Да я вообще не понимаю, зачем ты лясы точишь? – хмыкнул Мирча. – В этот сброд можно сразу стрелять. Кстати! Сорок коней – это двадцать рыл. Когда я глядел на этих ребят, их было больше полусотни!

Лютый нехорошо усмехнулся:

– Надо понимать, они уже пересекались с пани Качиньской! ____________ *Лепешок – жилет (феня) * Валить – убивать (феня) * Ширеньхать – разговаривать (феня) * Легаши местного кума – в данном случае «Жолнежи пана Мариуша» (феня) * Чухан – В прямом переводе – грязный, опустившийся человек (как одно из просторечных значений слова бомж в русском). Но одновременно и ругательство, демонстрирующее отношение говорящего к объекту (феня) * Ципер – одежда. Лепной (или горбатый) ципер – чужая или поддельная одежда. От «лепить горбатого» (феня)

Леслав Клевецкий отчаянно хотел спать. Нет, это слабо сказано. Мечтал завалиться на мягкую пуховую перину и придавить этак минуток шестьсот или семьсот. На крайний случай годилась и пара часов на сосновом полу под дорожным плащом. Или иной ровной поверхности, не сотрясаемой тяжелой поступью Мариуша Качиньского, нервно измеряющего шагами собственный кабинет. Увы. Вместо этого пан Леслав сидел в на редкость неудобном кресле и в меру сил пытался успокоить безутешных родителей.