Дмитрий Манасыпов - Боевые маги: несмышлёныши [СИ]

— Отца не знает, с отчимом жила, — Снег отвернулся к окну, темнеющему осенними сумерками, — вот так вот…

— Ясно, — рокотнул Лохматый, — а вы все, значит, со способностями?

— Ну да, — Алекс, сняв куртку, внимательно рассматривал спину и воротник, где ему послышался треск рвущейся ткани, — ты, смотрю, тоже. Тяжести поднимать умеешь?

— Еще как умею, — Лохматый вернулся, вытянул длиннющие ноги и достал из большого походного рюкзака новый комикс. — Еще могу тяжести кидать. Хочешь, в окно тебя выброшу?

— А че сразу меня?

— Выделываешься много, а мне так не нравится.

— Хватит! — не выдержала Мари. — Достали!

— Ой, сильно? — поинтересовался Алекс. — Очень?

— Вот здесь ты у меня сидишь. — Мари ткнула себя в шею. — Знаю тебя…

— Да я тоже тебя знаю два дня… три… — Алекс задумался. — И порой ты меня тоже достаешь.

— Я? — брови у нее сами собой вспорхнули вверх, застыли удивленно-обиженными дугами.

— Ты такая прям правильная… Вроде, ну… вот прямо самая лучшая из всех. Достает, знаешь ли.

— Я самая правильная?! — Мари оторопело оглядела всех. — С чего ты взял? Я…

— Ну, вообще, да. — Снег подошел к окну, встал, смотря в него, голос шел глухо. — Ты порой чересчур уж хорошая.

— За собой следи, — посоветовала Анни, а Мари благодарно взглянула на подругу, уже стучавшую шахматами, и порадовалась своей глупости, ведь вот-вот только мелькнула мысль, глупая и стыдная, что Анни теперь может быть и не с ней, слишком уж молчит…

— За собой, за собой, — повторила подруга, — мы вроде должны помогать друг другу, Карл просил так делать, а ты только с Майкой постоянно.

— Она Майя, не Майка.

— Ой-ой-ой, — Анни прыснула смехом, — ясно-о-о…

— Чего тебе ясно?! — Снег развернулся, густо покраснев.

— Все, — уведомила Анни, пожав плечами, — успокойся. Все хорошо.

— Успокойся?!

— Да. — посоветовал Лохматый, оторвавшись от своих картинок. — Сядь уже. Достали орать.

— А тебя кто звал? — Снег засопел. По стеклу побежали, рассыпаясь бело-голубыми, стремительные морозные узоры. — Ты кто такой ваще?!

Под ногами Снега забелел паркет, покрываясь невесомым и таким ощутимым ковром изморози. Ощутимо похолодало, кроме того угла, где сидел в своем кресле Алекс. Оттуда вдруг потянуло обжигающим воздухом.

— Вы чего тут?

Замерли все, кроме Лохматого, одним прыжком оказавшегося возле Алекса. Тот успел только вздрогнуть, когда Лохматый доверительно приобнял его, крепко обхватив рукой за шею. Алекс хрипнул, начав краснеть.

— Снег, ты чего? — опять поинтересовалась Майка, стоя в дверях. Вокруг глаз заметно краснело, но слез никто и не заметил. — Это чего такое?

И показала на творящийся зимний беспредел в комнате. Снег покраснел, отвел глаза и решил вернуться к рассматриванию совершенно черного окна. Белое и холодное пропало тут же.

— Лохматый! — рявкнула Майка, вдруг засветившись гневным золотом. — Отпусти Алекса, щас же!

Странно… но тот послушался. Просто взял и отпустил, расслабив пальцы и скользнул назад к комиксу. И только Мари, оторопевшая от его наглости к Алексу, смотрела за ним дальше. И успела заметить несколько странных взглядов, брошенных поверх страниц на Майку, обводящую их всех глазами. Очень странных взглядов.

Злой, решительно разносящий Анни в пух и прах показал Майке большой палец, не отрываясь от доски. Вот что с ним такое, а? Всегда просто сам по себе, и единственная, кто может оказаться с ним хотя бы как-то рядом, это Анни, вот ведь… Мари все же подумал еще раз и поняла, что вроде бы ревнует ее, что ли. Вот к этому странноватому невысокому подростку со странными привычками. И всегда молчащему.

— Вы как дети! — Майя еще не успокоилась. — Сцепились, стоило стать чуть спокойнее. Алекс, ты эгоист, ты знаешь? Лохматый, мы помогаем друг другу, а не хватаем за горло! Злой, ты не мог бы иногда вмешиваться и в наши дела, а не только когда нужно помочь нам сбежать? Хотя… спасибо, Злой, извини. Снег, ты… ты…

— А Снег он просто Снег, да. Он хороший, — проворчал Алекс, — и как я не подумал. И девчонки тоже, а ссоримся и портим все только мы. Ну да… Да пошли вы все.

Дверь распахнулась.

Карл, возникший в ней, выглядел очень посвежевшим и довольным. И даже снова нацепил свои очки, спрятав шельмовские наглые глаза.

— Слышал, кадеты, что мое стадо тут ругается, блея и цокая копытками? А?!

Никто не ответил, вернувшись к очень важным делам. Майка, к примеру, выдергивала нитки из джинсов, это же очень важно.

— Солидарность перед лицом взрослого, ясно… Уважаю, чего уж. — Карл довольно покивал. — Еще раз отмечу, что вместе, слаженно, вы можете делать несколько вещей, и получается здорово. Наносить ущерб общественным местам и зданиям, относительно неплохо удирать и весьма глупо надуваться на нормальный вопрос. Очень глупо и по-детски. Встаем, кадеты, нам на выход. Внизу нас ожидает лимузин. В кои-то веки проедемся, а не пойдем пешком.

— Лимузин? — загорелась Анни.

— Ну… что-то вроде того.

Анни не потухла, но энтузиазм как-то поубавился. И не зря.

Колымага, ожидающая их у гостиницы, родилась не иначе как лет двести назад. Или триста. Хотя Мари и понимала, что такое невозможно, но думать хотелось именно так.

Вместо лимузина внизу стоял автобус. Длинный, горбатый, бело-красный и с круглыми фарами. И с большими пятнами ржавчины по бокам, виднеющимися тут и там. Окна темнели въевшейся грязью и пылью, непроглядные, да еще и с задернутыми линяло-белыми в свете фонаря занавесками.

— Что-то мир боевых магов мне все больше и больше напоминает какой-то развод. — проворчал Алекс, глядя на средство передвижения. — Ну… блин…

Майка, очень напряженная после плача в ванной, шагнула внутрь первой. И присвистнула.

— Чего там? — встрепенулся Алекс. — Ну-ка…

Через пару секунд изнутри донеслось:

— Да ладно-о-о?!!

Дальше внутрь загружались гурьбой, и не вспомнив про отсутствующую даму с вуалью, догом и совершенно обычными взрослыми хитростями, маскирующимися под дружескую помощь. Лохматый, иронично смотрящий на детский сад, загружающийся внутрь рыдвана и потом сразу начинающий ахать и охать, сплюнул.

— Ты с ними очень добрый. Пожестче надо.

Карл почесался в бороде, глянув на него с нескрываемым сарказмом.

— А ты у нас, значит, бунтарь и человек, познавший жизнь во всем ее разнообразии, и от того склонный быть реалистом?

Лохматый пожал плечами.

— Типа того.

— Типа?

— Да. Бунтарь? Я просто люблю свободу. Человек, познавший жизнь? Так я, получается, и не человек.

Старые улочки старых городов прячут разное. Чем старше, тем больше. И не обязательно, что вам это понравится. Ведь эти дремлющие и кривые низкие переулки растворяют в себе разные тайны. Частенько страшные.