Вадим Степанов (СИ) - По следам мечты [СИ]

И я прочитал. Потом вспомнил Брюсова, Есенина, Мариенгофа. Я читал девушке, в которую действительно по-настоящему влюблен стихи на крыше, на закате. Что тут можно добавить? В эти моменты жизнь кажется наполненной смыслом до предела. Каждое слово, каждое движение, каждый взгляд. Смерть кажется несуществующе далекой, словно ее и вовсе нет. Все влюбленные - бессмертны! Не помню, кто сказал.

"Первая неделя тренировок далась тяжело, у Андрея болели ноги, руки, голова. В общем, можно сказать, что ныло все тело. Домой он приходил уставшим, но с хорошим чувством приобретения чего-то нового. Ко второй неделе боль стала стихать, уступив место неизвестно откуда взявшейся энергии и силе. "Сила" - это было особое состояние, на котором настаивал их гуру. Сила бралась не из мышц или приемов, она шла в комплекте с уверенностью в собственных возможностях. Одноклассники тоже замечали это "силу" и нередко приставали к Андрею с расспросами, чем это таким интересным он занимается со Шмелем. Андрею очень хотелось похвалиться, но это было против правил, а подводить коллектив, тем более такой странный как их лесная компания, ему совсем не хотелось. Андрей отмахивался от одноклассников, говоря, что они со Шмелем занимаются только английским. Многие даже верили. К слову, язык Андрей действительно подтянул. Шмель придумал интересную методику, он не заставлял Андрея учить какие-то слова, а предлагал их запоминать ассоциативно. Так его научили в школе, которую он посещал раньше. Когда мама Андрея увидела первую за четверть пятерку в дневнике, она сразу успокоилась по поводу новых тренировок и даже просила сына приглашать Шмеля, ну то есть Вадима, конечно, почаще домой. И это при том, что она терпеть не могла когда Андрей приводил домой хоть кого-то. В общем, по всем фронтам наступила благодать и счастье. И только предстоящая разборка с Гришей сидела острой занозой в душе Андрея. Он несколько раз заговаривал со Шмелем, думая, что тот передумает. Но Шмель был непреклонен - Гриша должен был понести наказание и точка. Андрею очень не нравилась такая категоричность нового друга, да и сам принцип расправы ему казался абсолютно варварским и нечестным. Одно время он думал, что такие принципы навязывают Шмелю на тренировках, но вскоре выяснил, что Лис категорически против каких-либо реальных боевых контактов вне клуба. Андрея так и подмывало рассказать их сенсею как Шмель, вопреки правилам, прочищает себе дорогу на школьный пьедестал. Впрочем, скоро Андрею стало не до подковерных игр.

Учительница по английскому языку - Надежда Викторовна была еще очень молодой и увлекающейся натурой. Она не просто учила детей, она действительно добивалась знаний. Казалось, что ей совсем не интересно было ставить оценки по уровню, заглядывая на четвертные и аттестационные итоги. Она всерьез ждала от учеников с пятого по одиннадцатый класс самоотдачи в постижении ее предмета, а потому не ставила других оценок кроме двоек и пятерок. Но чтобы получить у нее пятерку, надо было очень постараться. Не достаточно было просто пересказать текст на английском, надо было сделать это с выражением, а еще лучше с правильным произношением какого-нибудь штата США или на худой конец великой островной империи. Но путать произношения этих диалектов, а уж тем более используемые слова и обороты было категорически нельзя. Одним словом, пятерку у Надежды Викторовны заслуживал разве что студент Оксфорда или Кембриджа, что впрочем, для учеников средней общеобразовательной школы номер сорок один было не принципиально. И вот появился случай получить эту саму заветную пятерку. Но какой ценой! Как-то перед уроком, когда все стоя приветствовали учителя, Надежда Викторовна, вместо своих обычных "ху-из-он-дьюти-тудей" начала с объявления, что собирается поставить пьесу на английском языке, для которой ей нужны восемь мальчиков и пять девочек. Добровольцы не освобождались от основных занятий, но могли получить бонусы при рассмотрении четвертной оценки. И добровольцев, конечно, не оказалось. Да и кто бы сам на такое пошел: мало того, что надо выполнять обычные задание установленные школьной программой и усердной учительницей, так еще пришлось бы зубрить дополнительные тексты на английском, и (о ужас!) выходить с ними на сцену. Андрей со своим произношением и знаниями лишь зевнул на такую перспективу. Зато Шмель неожиданно засуетился и стал доставать Андрея на следующем же уроке.

- Давай пойдем вместе, - настаивал он. - Одному стремно. Скажут, что как ботан сам вызвался. А вдвоем ничего не скажут.

- Да какой из меня англичанин! - возмущался Андрей. - Я и не запомню все это.

- Чепуха, запомнишь. Да и я тебе помогу. Соглашайся, пока она сама не стала набирать - все же к этому и идет.

- Ну и пусть, наверняка выберет самых способных. Да и тебя наверняка выберет, так что можешь не суетиться. И вроде сам не назывался, и поучаствуешь.

- Ты не понимаешь, - завелся Шмель. - Если она сама будет выбирать, то и роли будет раздавать. Достанется какой-нибудь ужас. А так мы выберем себе, что попроще, и окажемся в дамках.

Доводы Шмеля Андрею казались логичными, но все равно, напрягаться ужасно не хотелось.

- Зачем это тебе? - спросил Андрей.

- Хочу хорошую оценку в четверти.

- Ой, да ладно. Она у тебя и так будет. Говори. Я вслепую не пойду.

Шмель задумался и чуть тише произнес:

- Я думаю потом поступать на театральное, - сказал и стал пристально смотреть на Андрея.

А Андрей и сам не знал, как реагировать. С одной стороны - какая разница кто кем хочет быть. А с другой, очень не вязался образ беспринципного, даже злого, Шмеля с миром Мельпомены. Андрей решил не озвучивать ответ, лишь кивнул, словно принимая.

- Так ты согласен? - спросил Шмель.

- Ну, давай попробуем, - неохотно ответил Андрей.

И это было одно из самых удачных его решений.

На следующей же перемене Шмель поволок Андрея к англичанке, озвучивать свое решение. Надо сказать, Надежда Викторовна почти не выказала сомнений по поводу участия Андрея, хотя пробормотала себе под нос непонятное: "horrible pronunciation". И все же, она была рада, во-первых, она обретала первых актеров, а во-вторых, одним из этих актеров был ученик из школы с усиленным английским. Она тут же засуетилась, достала из своей объемной сумки две распечатки и показала мальчикам роли. Андрею достался дворецкий, как он потом узнал при помощи словаря, Шмелю же достался герцог. Что за герцог, что за дворецкий, и о чем вообще была пьеса - разобрать было сложно. Шмель предположил, что это творчество самой Надежды Викторовны, потому как ни в одной из известных пьес (а он, видимо, разбирался) такого набора персонажей быть не могло. Андрею, в сущности, были неважны детали, главное, что роль его ограничивалась всего пятью короткими предложениями, а зато он гарантированно получал хорошее отношение англичанки. Вскоре обнаружились и другие плюсы. В пьесы участвовали девочки из параллельных классов, причем, судя по ажиотажу на кастинге, засветиться в пьесе хотели самые симпатичные, ну или те, которые себя к ним причисляли. И вот тут уж Андрею было о чем нервничать. Если с пьесой сложилось все более менее гладко, то с девочками у Андрея еще не складывалось никак. Он, конечно, общался с одноклассницами, ходил на школьные дискотеки, где, в общем, не робел, но стоило девушке ему понравиться, Андрей тут же терял всю свою уверенность, начинал обильно потеть, заикаться и вообще, вести себя как полный имбецил. А тут грозило не просто оказаться среди красивейших девятиклассниц школы, но и как-то с ними общаться. Но самое страшное было, что одну из главных ролей получила Наташа Семякина - ангел из девятого "Б". Семякина была не просто стройной красивой блондинкой, она была действительно интересной. Это была девочка из хорошей семьи, с умным взглядом и не по возрасту ответственным отношением к миру. Надо ли говорить, что она была на хорошем счету у педагогов, и очень уважаема в собственном классе. В отношениях, порочащих честь и достоинство замечена не была, да сложно было ее представить увлеченной какими-нибудь романтическими глупостями. Впрочем, это не мешало сохнуть по ней мужской половине школы, с седьмого по одиннадцатый класс. Что-то говорить про учителей в этом смысле, было сложно, но историк постоянно собирал походы, каждый раз интересуясь именно у Наташи, отпустят ли ее родители. Семякина в походы не ходила, и не потому, что была какой-то чопорной и закрытой для общественных мероприятий, у нее были резоны так поступать, и дело было точно не в родителях.