Александр Рудазов - Свет в глазах

– Частицы кристаллизованной плоти, – кивнул Массено. – Я тоже прочел эту книгу.

– Да. Мы их проанализировали – они подтверждают, что Радож Токхабаяж преобразовал себя в высшего первостихийного элементаля. Живой сгусток Тьмы.

– Вот видите.

– Но мы знали это и раньше, святой отец. Это вовсе не означает, что он вернулся к жизни.

– Не означает. Но я знаю, что я видел.

– Вы не можете быть абсолютно уверены, – устало повторил Мазетти. – Элементали Тьмы – не уникальное явление. Да и среди нечистой силы есть существа, которые от них почти не отличаются.

– На взгляд непосвященного, – добавил Медариэн.

– При всем уважении: вы в самом деле считаете, что меня можно причислить к непосвященным? – спросил Массено. – Многоуважаемые мэтры, я обучался в монастыре Солнца. Я имею дело с нечистью всю жизнь. Я умею различать ее виды.

– Хорошо-хорошо, не будем спорить, – поднял руки Мазетти. – В любом случае благодаря этим осколкам мы сейчас узнаем все наверняка. И мы уже подготовили ритуал, но нам хотелось, чтобы вы присутствовали, святой отец. Вы это заслужили.

– Благодарю, – поклонился монах.

Происходящее в дальнейшем он видел, но не понимал. Волшебники творили волшебство. Осуществляли ритуал.

В основном Медариэн. Мазетти, будучи призраком, помогал больше советами. А вот Медариэн… даже профан вроде Массено видел, насколько возвысился сей кудесник в своем искусстве. Лауреат премии Бриара первой степени, профессор Ингредиора, профессор Спектуцерна, он был ранее президентом университета Риксаг, входил в ученый совет Мистерии. Но он оставил сей пост по каким-то личным соображениям, добровольно вышел в отставку и теперь является просто частным лицом.

Но это не повлияло на его способности.

– Да, эти предметы появились в результате черной магии, – сказал Медариэн, левитируя один из осколков над ладонью. – Чистая кристаллизованная Тьма. Мы называем подобное явление Душой Тьмы, святой отец. В своем изначальном виде она чрезвычайно опасна и запрещена к хранению, но эти пролежали много веков и утратили большую часть заряда. Однако даже и сейчас в плохих руках они могут принести вред.

Массено внимательно слушал. Он не удивился тому, что это черная магия – очевидно же, что не белая. Собственно, вся разница между ними в том, что черная изначально негативна и может быть применена во благо лишь опосредованно, белая же – наоборот.

Что же до серой, наиболее распространенной, то она подобна инструменту. Хороший человек с ее помощью творит добро, дурной – зло.

– Очень интересно, – промолвил Медариэн, просвечивая один из осколков собственным взглядом. – Святой отец, вы видите эти отблески?

– Как бы серебристое свечение? Конечно.

– Ага. Я так и думал, – с каким-то внутренним удовлетворением сказал Медариэн. – То особенное зрение, которым наделяет вас Солара, позволяет видеть то, что не видно обычному человеку. А вон те завихрения вы тоже видите?

– Разумеется.

– В таком случае опишите мне их.

Массено описал. Медариэн покивал и сказал:

– Да, все верно. И это, святой отец, не что иное, как аурическое источение флюидов. Видя их форму и насыщенность, можно провести первостихийный анализ и получить несколько интересных фактов о источнике. И один из них я уже вижу.

– Да, я тоже, – подтвердил Мазетти. – Возраст оригинала. Теперь мы знаем, когда именно Токхабаяж стал Антикатисто. Но… это странно.

– Что именно странно? – спросил Массено.

– Датировка. По флюидам можно установить возраст образца с точностью до года, и возраст этого – шестьсот шестьдесят восемь лет. То есть элементаль Антикатисто родился в восемьсот сорок девятом году. Но… это странно.

– Что же тут странного? – все еще не понимал Массено.

– Странно то, что впервые мы услышали о нем только в восемьсот семьдесят девятом. Ровно тридцать лет спустя. Получается, что после рождения он в течение целых тридцати лет оставался незамеченным. Не давал о себе знать. Для высшего элементаля Тьмы подобное нехарактерно.

– Вы не могли ошибиться в датировке? – спросил монах.

– Не настолько. Даже если допустить, что мы с коллегой оба обсчитались, неверно расшифровали данные – это изменит результат на два-три года, не больше. Допустить более грубую ошибку могли бы студенты или волшебники-любители, но для нас…

– Для нас это было бы позорно, святой отец, – добавил Медариэн. – Как для вас – неверно процитировать Великую Молитву.

– Что ж, примем за аксиому, что вы не ошибаетесь, – согласился Массено. – Но что это в таком случае означает?

– То, что первые тридцать лет Антикатисто никого не беспокоил. Но почему?

– А ради чего он вообще превратил себя в… такое?

– Мы не уверены на сто процентов, – сказал Мазетти. – Возможно, просто ради эксперимента. Вы удивитесь, как часто волшебники творят безумнейшие вещи просто чтобы посмотреть, что из этого выйдет…

– К сожалению, не удивлюсь, – печально возразил Массено. – Я бывал такому свидетелем.

– Но лично мне все же кажется, что причиной было другое, – продолжил Мазетти. – Я был знаком с Токхабаяжем до того, как тот превратился в ходячий кошмар. Не слишком близко, мы не были друзьями, но общаться нам случалось не раз. Он был не из тех, что все время ищут новых применений волшебству. Напротив – это был на редкость разумный и здравомыслящий человек. Немногие мыслили столь же рационально, что и он.

– И что же тогда заставило его пойти на такое?

– Я могу ошибаться. Возможно, под конец жизни он все-таки сошел с ума. Ему было четыреста лет – а это огромный срок для волшебника-человека. Даже если он лауреат премии Бриара. Последние полвека он провел уединенно, почти ни с кем не общаясь… и за это время его рассудок мог повредиться.

– Такое бывает, – согласился Медариэн.

– Бывает. Но лично мне все же кажется, что он стремился к тому же, к чему стремится если не каждый, то во всяком случае очень многие волшебники. К бессмертию. В наших беседах Токхабаяж пару раз обмолвлялся, что среди всех известных в Мистерии способов продлить жизнь нет ни одного действительно надежного. Они все… не окончательны. Все имеют какие-то изъяны и недостатки. Возможно, именно в поисках нового, действительно надежного способа он и стал высшим элементалем.

– Я не так уж много знаю о элементалях, – задумчиво произнес Массено. – Но даже мне известно, что бессмертие – это не совсем про них.

– И здесь вы тоже правы, святой отец. Может показаться, что Токхабаяж допустил грубейшую ошибку. Забыл о таком очевидном каждому школяру факте, что элементали вовсе не бессмертны.

– Не бессмертны?.. – усмехнулся Медариэн. – Да их даже долгожителями-то не назовешь. Элементаль – это живая стихия, воплощенное буйство природы. Долго ли живет смерч или цунами? Продолжителен ли век снежной лавины или лесного пожара? Большинство из них легко рождаются, яро живут и скоро умирают.