Себастьен Перез - Элиза в сердце лабиринта

Увидев вдалеке трех балерин, она окликнула их, но те испуганно убежали. То же самое сделали музыканты. Элиза не понимала, что происходит.

Она прошла еще немного, и внезапно дорогу ей преградило существо из ночных кошмаров. Его морда вселяла ужас, но само оно стояло неподвижно и не проявляло ни малейшей враждебности. Элиза протянула к нему руку. Страшилище сделало то же самое. В то мгновение, когда их пальцы должны были соприкоснуться, Элиза ощутила гладкую холодную поверхность стекла. Это было зеркало. У нее вырвался крик ужаса.

Элиза сжалась в комок и раскачивалась из стороны в сторону. Сама того не замечая, она тихонько напевала бабушкину мелодию. Внезапно в голове у нее громко и отчетливо раздался голос чечеточника и вывел ее из транса. Голос успокоил ее, он сказал, что никакое Элиза не страшилище из кошмаров, что все это — происки Эржебет. Элиза ощутила на плече прикосновение дружеской руки и резко обернулась. Никого. Она снова была совсем одна.

Она медленно встала и подошла к зеркалу. Бесстрашно посмотрела на свое отражение и возобновила путь. Писк, от которого мутилось в голове, проникал Элизе в уши и заглушал музыку, ведущую ее через лабиринт. Потерянная Элиза сама себе напоминала сейчас слепую, у которой украли тросточку.

Писк все нарастал, и Элиза наконец поняла, кто его издает. К ней быстро приближалась огромная туча гнуса. Девочка бросилась прочь. Сердце готово было выскочить из груди. Вот она пробежала один коридор, другой… Писк становился все громче. Она бежала, пока не выскочила на маленькую полянку, похожую на ту, где она очнулась утром в лабиринте.

Элиза обошла ее всю в поисках скрытого лаза, через который можно было бы вернуться домой, но ничего не нашла. Вокруг были только ветви деревьев и колючие плети кустарников.

Элиза прижалась к дальней от входа зеленой стене. Туча гнуса уже обнаружила поляну и потихоньку втекала внутрь. В оглушительном писке мириадов кровососов Элизе послышался голос певицы, осыпающей ее упреками. Элиза подумала, что насекомые вполне способны выполнить угрозы Эржебет и высосать из нее всю кровь, пока не останется только сухая шкурка.

Девочка присела и попыталась ввинтиться в изгородь. Шипастые плети она раздвигала руками. Изгородь казалась бесконечной. Вот колючки намертво вцепились ей в рукава. Она с трудом освободилась и продвинулась вперед на несколько сантиметров, чтобы тут же уткнуться в непроходимые заросли. Медлить было нельзя, так что Элиза нырнула прямиком в заросли и едва сдержала крик, когда шипы разодрали ей руки и впились в бедра. И все же она двигалась вперед. У нее не было выбора.

Когда первые кровососы запустили хоботки ей в икру, Элиза задергала ногой, и колючки немедленно разодрали ей кожу от колена до бедра.

Одежда Элизы повисла лохмотьями и давно уже ничего не прикрывала. Все тело было изранено и исцарапано, но ей удалось забраться внутрь стены. Там царили покой и тишина. Ни малейшего звука, ни самого крохотного жучка… Казалось, жители лабиринта не отваживались заглядывать сюда.

Хриплый отчаянный крик донесся откуда-то из глубин лабиринта и рассыпался по поляне. Элиза поползла дальше. Боль от царапин, порезов и укусов была так сильна, что Элиза боялась потерять сознание. Вдруг ее схватила чья-то рука. Лабиринт померк.

Элиза подняла голову и огляделась. Места были хорошо знакомые — эта долина принадлежала ее семье. Над Элизой склонилась девушка примерно ее лет. Несмотря на возраст, Элиза мгновенно узнала это лицо, и ее глаза наполнились слезами:

— Бабушка…

Чуть поодаль молодой мужчина играл на пианино ту мелодию, что вывела Элизу из лабиринта. Он оборвал игру, подошел к ним, встал на колени и обнял девушку-бабушку за талию.

В эту минуту Элиза все поняла. Всю свою жизнь ее бабушка хранила тайну. Она глубоко упрятала воспоминания о своей негасимой первой любви — и только делала вид, что счастлива. Элизе стало мучительно ее жаль. Она припомнила все будто сами собой открывшиеся птичьи клетки, и всех расседланных кобыл, и все те случаи, когда они с бабушкой вдвоем ускользали ото всех и часами прятались в саду…

Теперь ее собственные родители собираются подрезать ей крылья в угоду традициям.

Она воспользовалась паузой в собственных мыслях и обняла бабушку.

— Ты не могла бы мне помочь сыграть этот отрывок? Без тебя у меня не получается, — сказала Элиза.

Юноша поднялся на ноги, подал ей скрипку и снова сел за пианино.

Элиза ощутила, как сзади ее обнимают твердые, но нежные руки и поправляют ей скрипку. Бабушка начала тихонько напевать ей мелодию, и Элиза заиграла. Закрыла глаза. Отрывок звучал безупречно.

Элиза заключила бабушку в объятия и с хохотом закружила ее в вальсе. Они кружились и кружились, пока не сбилось дыхание. Как девушке хотелось остановить это мгновение! И как не хотелось возвращаться к своей прежней жизни!

Под несмолкающую мелодию они протанцевали еще один тур, и еще… Элиза чувствовала себя легкой и свободной от обязательств. Она выбирает свободу. Любой ценой…

Два тела слились в одно. В полной тишине они взмыли навстречу восходящему солнцу, а потом обрушились вниз. Элиза не сумела удержать вскрика.

Трава нежно гладила ее по щеке.

Теперь Элиза чувствовала себя безмятежной, успокоенной. Она вздохнула. Музыка умолкла. В рассветном воздухе до девочки доносилось только мяуканье Аннабель. Сидя на подоконнике, кошка беспомощно смотрела на неподвижное тело своей юной хозяйки.