Наоми Новик - Чаща

— Я был бы просто счастлив избавиться от сомнительного удовольствия наблюдать, как ты барахтаешься на полу точно полудохлый угорь от самого пустячного заговора! — рявкнул он. — Но мы уже наблюдали последствия того, что будет, если предоставить тебя самой себе. Ну что, сильно ли ты сегодня изгваздалась?

Я отчаянно пыталась выглядеть поопрятнее, чтобы избежать хотя бы первого заклинания. Сегодня я посадила на платье всего-то пятно-другое, пока стряпала завтрак, да еще маслом капнула. Я загодя подвернула юбку так, чтобы это все не бросалось в глаза. Но Дракон все равно глядел на меня с отвращением: я проследила направление его взгляда и, к вящему моему ужасу, обнаружила: пока я пряталась в глубине кухни, я, по-видимому, подцепила паутину — единственную в башне, не иначе! — и теперь эта паутина свисала с моей юбки как невесомая драная вуаль.

— Ванасталем, — покорно и отрешенно повторила я вместе с ним. Над полом всколыхнулась неописуемо роскошная волна оранжево-желтого шелка и захлестнула меня — так листья опадают на тропу по осени. Я зашаталась, тяжело дыша, а Дракон снова сел в кресло.

— Так, а теперь… — промолвил он. Загодя Дракон выложил на стол кипу книг; теперь он толкнул стопку, и тома рассыпались как попало. — Чтобы разложить их по порядку: дарендетал.

И Дракон указал рукою на стол.

— Дарендетал, — пробормотала я вместе с ним, и заклинание, сдавив мне горло, прорвалось наружу. Книги на столе дрогнули, одна за другой приподнялись в воздух и, вращаясь, легли на место — точно какие-то нездешние изукрашенные драгоценными камнями птицы в красных, и желтых, и синих, и коричневых обложках.

На сей раз на пол я не рухнула, только покрепче вцепилась обеими руками в край стола и привалилась к нему. Дракон, хмурясь, разглядывал стопку.

— Что за идиотизм?! — воскликнул он. — Вообще никакого порядка: ты только посмотри.

Я пригляделась к книгам. Они сложились в довольно аккуратную стопку, причем обложки одинаковых цветов оказались рядом.

— По цвету?! — возвысил голос Дракон. — Ты разложила их по цвету?! Ты… — Он так на меня разозлился, словно это я была во всем виновата. Может, пока он вытягивал из меня силу для своей магии, я ненароком на нее повлияла? — Ох, да убирайся! — рявкнул он.

И я убежала прочь, мстительно ликуя про себя: о, неужели мне и впрямь удалось как-то подпортить его магию? Так ему и надо!

Мне пришлось остановиться на середине лестницы, чтобы перевести дыхание, — корсет немилосердно стискивал ребра. Но, отдышавшись, я вдруг осознала, что я не ползу. Да, я ощущала усталость, но болезненный туман не сгустился. Мне даже удалось подняться до самого верхнего этажа, нигде не задерживаясь более, и хотя я рухнула на постель и продремала полдня, по крайней мере я уже не ощущала себя никчемной шелухой.

С каждой новой неделей туман развеивался все больше и больше, как будто постоянные упражнения укрепляли меня, придавая сил выдержать все то, что Дракон со мною проделывал. Наши занятия понемногу становились… нет, не приятными, но менее жуткими; они свелись к утомительной работе — вроде как надраивать горшки в холодной воде. Я снова стала спать по ночам и постепенно воспрянула духом. С каждым днем я чувствовала себя все лучше — и злилась все больше.

Я так и не научилась снова надевать эти дурацкие платья нормальным способом — я пыталась, но даже дотянуться не могла до пуговок и завязок на спине. Обычно мне приходилось разрывать наряды по шву и мять юбки только для того, чтобы перед сном из них выкарабкаться. Так что каждый вечер я бросала очередное платье поверх огромной кучи в углу и каждое утро надевала новое домотканое платьице и пыталась его по возможности не запачкать, и раз в несколько дней Дракон терял терпение, глядя на мой неряшливый вид, и преображал и его тоже. И вот наконец осталось всего одно домотканое платье.

Я держала в руках это последнее платье из простой некрашеной шерсти так, словно цеплялась за спасительную веревку. Внезапно взбунтовавшись, я отложила его на постель и влезла в зеленое и золотисто-коричневое.

Застегнуть пуговки на спине я не сумела: просто взяла длинное покрывало от тиары, дважды обмотала его вокруг талии и завязала на узел — ну, платье кое-как держится, не сваливается, и на том спасибо! — и сошла вниз в кухню. На сей раз я даже не следила за тем, чтобы не запачкаться. Я отнесла поднос в библиотеку, вызывающе обляпанная яйцом, сальным жиром и забрызганная чаем, со спутанными волосами: ни дать ни взять ополоумевшая дворянка сбежала в лес прямо с бала.

Разумеется, долго это безобразие не продлилось. Как только я озлобленно произнесла «ванасталем» вместе с Драконом, его магия охватила меня, стерла все пятна, впихнула меня обратно в корсет, уложила волосы в сложную прическу — и я снова выглядела точь-в-точь как куколка для какой-нибудь маленькой принцессы.

Но в то утро я почувствовала себя счастливее, чем за все предыдущие недели; вот так я с тех пор внутренне протестовала против Драконовой власти. Мне было приятно злить его своим видом, и всякий раз он вознаграждал меня с лихвой, недоуменно хмурясь.

— И как ты только умудряешься, скажи на милость? — спросил он меня однажды чуть ли не восхищенно. В тот день в волосах у меня застрял комок рисового пудинга, — я случайно задела ложку локтем, и пудинг взлетел в воздух, — а по лифу прелестного кремового платья расползался красный потек варенья.

Последнее домотканое платьице я хранила в комоде. Всякий день, после того как истязания заканчивались, я поднималась наверх. Стаскивала с себя бальный наряд, сдергивала с головы все эти сеточки и тиары, расшвыривала драгоценные булавки по полу и надевала мягкий поношенный летник и домотканую сорочку: их я стирала и чистила вручную. А потом спускалась в кухню, ставила в печь хлеб для себя и, пока он пекся, отдыхала у теплого очага — и мне дела не было до того, что юбка малость запачкалась в золе и муке.

У меня снова достало сил для скуки. О том, чтобы одолжить в библиотеке какую-нибудь книгу, я уже и не помышляла. Вместо того я взялась за иголку, хотя шить терпеть не могла. Если каждое утро из меня досуха выжимают все силы, создавая очередное платье, так почему бы мне не порвать их по швам и не переделать на что-нибудь менее бесполезное: скажем, на простыни или платки?

В сундуке в моей комнате хранилась корзинка для шитья; до сих пор я к ней не притрагивалась, ведь чинить в замке было нечего, кроме моих собственных платьев, а их я до сегодняшнего дня назло всем так и бросала разорванными в угол. Теперь я открыла корзинку — и обнаружила внутри клочок бумаги, исписанный огрызком угольного карандаша, почерком моей неведомой подруги с кухни.