Наоми Новик - Чаща

Дракон как-то извернулся, умудрившись не пролить содержимое флакона. Мы пепелили друг друга взглядом, оба разозленные до предела.

— Из всех неописуемых глупостей, что ты тут творила… — прорычал он.

— Ты мог бы предупредить меня! — выкрикнула я, обхватив себя руками и все еще сотрясаясь от пережитого ужаса. — Я выдержала столько всего, я бы и это выдержала…

— Если бы в тебе была порча, то нет, — отрезал Дракон. — Будь ты глубоко затронута, ты бы попыталась избежать этого последнего заговора, если бы я предупредил тебя.

— Тогда бы ты все и понял! — воскликнула я. Дракон сжал губы в тонкую ниточку и отвернулся от меня как-то скованно.

— Да, — коротко подтвердил он. — Тогда бы я все и понял.

И тогда… ему пришлось бы убить меня. Ему пришлось бы меня уничтожить, а я бы просила о пощаде; я бы умоляла и притворялась… возможно, даже сама искренне бы считала, будто порчей нимало не затронута. Я умолкла, дыша медленно, размеренно и глубоко.

— Так я… я чиста? — спросила я наконец, с ужасом ожидая ответа.

— Да, — подтвердил Дракон. — Никакая порча не укрылась бы от этого последнего заклинания. Если бы мы прибегли к нему раньше, оно бы тебя убило. Теням пришлось бы красть дыхание из твоей крови, чтобы выжить.

Я обессиленно села и закрыла лицо ладонями. Дракон поднялся, заткнул флакон пробкой. Пробормотал «ванасталем», взмахнул руками и шагнул ко мне. И протянул мне аккуратно сложенный плащ — тяжелый, бархатный, густого зеленого цвета, подбитый шелком и шитый золотом. Я непонимающе уставилась сперва на плащ, потом на Дракона, и лишь когда он отвернулся от меня раздраженно и холодно, я поняла, что под кожей у меня догорают последние угли — а я по-прежнему голая, в чем мать родила.

Я рывком поднялась на ноги и, пошатываясь, прижала к себе позабытый плащ.

— Кася, — промолвила я настойчиво и повернулась к ее бесчувственному телу, накрытому сетью.

Дракон ничего не ответил. Я отчаянно глядела на него.

— Ступай оденься, — наконец сказал он. — Никакой спешки нет.

А ведь мною Дракон занялся, едва я переступила порог башни, ни секунды не упустил.

— Должен быть способ, — настаивала я. — Способ наверняка есть. Они же ее только что забрали… вряд ли она пробыла в дереве долго.

— Что? — резко вскинулся Дракон и, хмурясь, выслушал мою сбивчивую невнятицу о пережитом ужасе: о той поляне и дереве. Я попыталась описать невыносимую тяжесть, которая навалилась на меня вместе с ощущением, будто Чаща следит за мною, будто за мною охотятся. Я вывалила на него все как есть: слов не хватало. Лицо Дракона темнело все больше; и вот наконец я дошла до того, как, пошатываясь, наконец-то вырвалась из-под крон в чистый снег.

— Тебе неописуемо повезло, — наконец промолвил Дракон. — И ты неописуемая идиотка, хотя в твоем случае это, видимо, одно и то же. Никто не выбирался из глубин Чащи живым и невредимым с тех пор, как… — Маг прикусил язык. Я отчего-то сразу поняла, что речь идет о Яге, хотя имени он не назвал: конечно же, Яга ходила в Чащу и благополучно возвращалась обратно. Дракон заметил, что я догадалась, и ожег меня сердитым взглядом. — В ту пору, — ледяным тоном сообщил он, — ей было сто лет, и она так пропиталась магией, что там, где она шла, под ногами у нее вырастали черные грибы. И даже у нее хватало ума не творить великое чародейство посреди Чащи, хотя вынужден отдать тебе должное — в данном случае тебя только это и спасло. — Дракон покачал головой. — Надо было приковать тебя цепями к стене, как только эта пейзанка заявилась сюда порыдать на твоем плече.

— Венса, — промолвила я. Мой отупевший, измученный разум зацепился за последнюю фразу. — Надо сказать Венсе. — Я поглядела в сторону лестницы, но Дракон тут же вмешался.

— Сказать ей что? — уточнил он.

— Что Кася жива, — объяснила я. — Что она уже не в Чаще.

— И что она обречена умереть? — жестко докончил он.

Я непроизвольно попятилась к Касе, заслонила ее собою и воздела руки — напрасный труд, если бы Дракон захотел, он бы играючи со мной справился; но он лишь покачал головой.

— Хватит махать на меня руками, словно петух крыльями, — промолвил он скорее устало, чем раздраженно, и от этого тона в груди у меня стеснилось от ужаса. — Я уже понял, что ты ради нее способна на любую глупость, не надо лишний раз это доказывать. Можешь оставить ее в живых — пока мы способны ее обуздывать. Но в конце концов ты сама поймешь, что смерть обернется для нее милосердием.

Я все-таки сказала Венсе правду, когда она вскорости очнулась от сна. Венса сжала мои руки, глаза ее расширились.

— Я хочу ее видеть, — потребовала она, но это Дракон решительно запретил.

— Нет, — объявил он. — Ты можешь себя терзать сколько угодно, но дальше этого я не пойду. Не давай этой женщине ложных обещаний и не подпускай ее близко. Мой тебе совет: скажи, что девочка умерла, и пусть мать живет себе дальше, не оглядываясь назад.

Но я, скрепя сердце, рассказала Венсе все как есть. Ведь всяко лучше знать, что Кася уже не в Чаще и что муки ее закончились, даже если исцеления и не существует. Я сама не знала, правильно ли поступила. Венса рыдала, плакала, умоляла; если бы я могла, я бы нарушила приказ и отвела ее к дочери. Но в том, что касалось Каси, Дракон мне не доверял; он уже забрал ее и поместил в камеру где-то глубоко под башней. И сказал, что не покажет мне туда дороги, пока я не выучу какое-нибудь защитное заклинание — такое, что оградит меня от норчи.

Мне пришлось сказать Венсе, что я бессильна ей помочь; я клялась ей собственной душою, снова и снова, а она все не верила.

— Я не знаю, где он ее запер, — закричала я наконец. — Не знаю!

Венса перестала молить, она неотрывно глядела на меня, тяжело дыша и стискивая мне руки. И наконец выговорила:

— Ты злая завистница, ты всегда ее ненавидела, всегда. Ты хотела, чтобы ее забрали! И ты, и Галинда — вы знали, что он заберет ее, вы знали и радовались, а теперь ты ее ненавидишь, потому что он забрал тебя вместо нее…

И Венса встряхивала меня резкими рывками; мне не сразу удалось с ней справиться. Это было чудовищно — слышать от нее такие вещи: словно яд разливался там, где я надеялась найти чистую воду. Я так отчаянно устала, мне было дурно от очищения, вся моя сила ушла на то, чтобы вызволить Касю из Чащи. Я наконец-то вырвалась, выбежала из комнаты в прихожую, не в состоянии этого выносить, прислонилась к стене и бурно, некрасиво разрыдалась — измотанная настолько, что даже слез утереть не могла. Спустя секунду за мной робко вышла Венса: она тоже плакала.

— Прости меня, — всхлипывала она, — Нешка, прости меня, я не нарочно, я на самом деле ничего такого не думаю, сама не знаю, как вырвалось…

Я понимала, что она на самом деле так не думает, но какая-то толика правды, пусть и искаженной, в том была. Попреки Венсы разбередили мою собственную тайную вину, напомнили о том крике в сердцах: «Вот и забрал бы Касю!» Ведь мы и впрямь радовались все эти годы, мама и я, при мысли о том, что меня не заберут, и да, мне было потом тяжко и горько, хотя на Касю я, понятное дело, ни минуты не злилась.