Наоми Новик - Чаща

— Открывай, Михал, — приказал капитан отряда. Один из солдат соскользнул с седла и подошел к двери, приминая траву. Он был молод и, как большинство воинов, носил прямые темно-русые волосы ниже плеч, а длинные вислые усы и бороду заплетал в косички — в точности как на картинках в Драконовых книгах по истории древних дней, про времена основания Польнии. Этот парень, сильный, как молодой дубок, выделялся ростом и статью даже среди прочих солдат. Одной рукой он играючи отодвинул засов и легким толчком распахнул обе створки. В сарай хлынуло послеполуденное солнце.

И тут Михал отшатнулся назад, в горле его застрял сдавленный крик, рука потянулась к перевязи; попятившись, бедняга чуть не споткнулся о собственные ноги. Ежи стоял прислоненным к задней стене: луч солнца высветил искаженное в злобной гримасе лицо. Глаза статуи глядели прямо на нас.

— Что за гнусная рожа! — небрежно бросил принц Марек. — Ладно, Янош, — приказал он предводителю отряда, соскакивая с коня. — Отведи людей и коней на общинную лужайку, под какое-нибудь прикрытие. Там, где много магии и шума, кони, того гляди, забеспокоятся.

— Да, ваше высочество, — сказал Янош и кивнул своему помощнику.

Солдаты порадовались возможности убраться отсюда ничуть не меньше коней. Наших лошадей они тоже прихватили с собою и резво поспешили прочь. Кое-кто, проезжая мимо, краем глаза заглянул внутрь сарая. Я заметила, что Михал, ссутулившись, несколько раз обернулся через плечо; с его румяного лица отхлынули все краски.

Никто из этих ребят на самом-то деле не понимал, что такое Чаща. Они родились и выросли не в долине и не в ее окрестностях — как я уже говорила, Дракон не был обязан выставлять ополчение для королевской армии. На их щитах красовался герб с изображением верхового рыцаря: значит, все они из северных провинций вокруг Таракая, откуда родом королева Ханна. Они представляли себе магию как удар молнии на поле битвы, смертоносный и чистый. Они понятия не имели, навстречу чему едут.

— Погоди, — промолвил Дракон, прежде чем Янош поворотил коня вослед отряду. — Пока вы здесь, купите два мешка соли и рассыпьте ее по кошелям, по одному на каждого; потом раздобудьте платки, чтобы прикрыть рты и носы, и сторгуйте все до одного топоры, которые вам согласятся продать. — Он глянул на принца. — Времени у нас не будет. Если оно вообще сработает, мы отыграем удобный момент, не больше — день, от силы два, пока Чаща приходит в себя от удара.

Принц Марек кивнул Яношу, подтверждая приказ.

— И позаботься о том, чтобы люди хоть чуть-чуть отдохнули, если получится, — добавил он. — Мы поедем прямиком в Чащу, как только покончим со здешним делом.

— И молитесь, чтобы королева нашлась не в самой ее глубине, — мрачно заявил Дракон. Янош поглядел на него, затем на принца, но Марек лишь хлопнул Яношева коня по крупу и отвернулся, давая понять, что разговор окончен. Янош последовал за остальными по узкой тропке и вскоре скрылся из виду.

А мы впятером остались одни — внутри сарая, у самого входа. В солнечном луче танцевали пылинки, в теплом сладковатом запахе сена смутно ощущалась удушливая нотка гниющих листьев. В стене зиял рваный, с острыми краями пролом: сквозь него в сарай проникли волки, но не для того, чтобы сожрать скотину, а чтобы искусать ее и отравить порчей. Я обняла себя руками. День близился к вечеру; мы проехали через всю долину до самого Дверника, в путь пустились еще засветло и останавливались только для того, чтобы дать отдых лошадям. В дверной проем подул ветер — я шеей ощутила его стылое прикосновение. Оранжевый отблеск играл в лице Ежи, высвечивая широко раскрытые незрячие каменные глаза. Я вспомнила, каково это — быть холодным недвижным камнем. Интересно, видит ли Ежи хоть что-нибудь своим остановившимся взглядом, или Чаща погрузила его во тьму?

Дракон поглядел на Сокола и широким взмахом руки насмешливо указал на Ежи:

— Не захочешь ли посодействовать?

Сокол сдержанно улыбнулся, поклонился, подошел к статуе и воздел руки. С его языка, звеня, покатились слова, снимающие заклятие окаменения, — он четко, красиво проговаривал каждый слог, и вот пальцы Ежи дернулись, скрючились — камень словно вытекал из них капля по капле. Застывшие будто клешни руки по-прежнему торчали в разные стороны; проржавевшие цепи, сковавшие запястья, были приколочены гвоздями к стене. Заскрежетали металлические звенья: пленник задвигался. Сокол, все еще улыбаясь, отступил на шаг назад; каменная оболочка медленно сползала у Ежи с затылка, и вот глаза бедняги завращались и забегали туда-сюда. Едва ожил рот, из него исторглась слабая ниточка визгливого смеха; затем от камня освободились легкие, и улыбка сошла с лица Сокола — смех нарастал и нарастал до пронзительного ора.

Кася неловко придвинулась ко мне; я сжала ее руку. Она стояла рядом, точно сама превратилась в недвижную статую — она все помнила. Ежи завывал, хохотал, снова разражался воем, точно пытаясь с лихвой воздать себе за все те вопли, что были так долго заперты в его каменной груди. Он выл, покуда хватало дыхания, а затем вскинул голову и усмехнулся нам всем почерневшими, гниющими зубами; кожа его но-нрежнему шла зелеными пятнами. Принц Марек неотрывно глядел на него, сжав рукоять меча. Сокол попятился назад, к нему.

— Привет, князеныш, — заворковал Ежи, — никак, по мамочке соскучился? Хочешь послушать, как она кричит ? Марек! — внезапно закричал Ежи женским голосом, высоким и отчаянным. — Маречек, спаси меня!

Марек вздрогнул всем телом, точно его ударили в живот. Меч на три дюйма выдвинулся из ножен, прежде чем принц овладел собою.

— Заткните его! — прорычал он. — Пусть оно замолчит!

Сокол воздел руку и воскликнул «Эльрекадухт!», все еще в ужасе глядя на Ежи.

Хихиканье из раззявленной пасти зазвучало приглушенно, словно пленника заперли в комнате с толстыми стенами; теперь слабые стоны доносились словно бы издалека:

— Маречек, Маречек!

Сокол стремительно развернулся к нам:

— Вы же не рассчитываете очистить это…

— И давно ли ты сделался так чувствителен? — холодно и уничтожающе промолвил Дракон.

— Ты посмотри на него! — потребовал Сокол. Он отвернулся, произнес: — Лехлейаст палеж! — и провел рукой по воздуху сверху вниз, словно протирал запотевшее стекло. Я отпрянула, Кася до боли вцепилась в мою руку; мы обе похолодели от ужаса. Кожа Ежи сделалась прозрачной — тонкой зеленоватой пленкой, вроде луковой кожуры, а под ней не было ничего, кроме черной шевелящейся массы: порча бурлила, пузырилась и вспучивалась. Очень похоже на те тени, что я видела под своей собственной кожей, да только эти непомерно разжирели и пожрали все, что было внутри его; они извивались даже в его лице: пятнистые желтые глаза едва выглядывали из уродливых клубящихся облаков.