Наоми Новик - Чаща

Каждому из этих испытаний подвергли и Касю, но Кася зевак не интересовала. Все, примолкнув, наблюдали за королевой, а как только священники переходили к Касе, все начинали возбужденно гомонить и переговариваться. В жизни не видела такой буйной толпы — и это в присутствии самого архиепископа и перед столькими священными реликвиями!

— Чего и ждать от кралийской черни, — обронил Солья, заметив мое возмущенное удивление.

А еще в толпе шныряли лоточники, предлагая свежие пирожки. Дальше — больше; с седла я заметила, что пара предприимчивых торговцев поставили палатку и торгуют пивом почитай что у самой дороги.

Теперь все это походило скорее на праздник и народное гулянье. Наконец священники наполнили чашу святого Яцека вином, отец Балло пробормотал над ним несколько слов; над вином закурился слабый дымок, и оно сделалось прозрачным. Чашу поднесли к губам королевы; она все выпила до дна и не рухнула в припадке. В лице, правда, тоже не изменилась, но это уже не имело значения. Кто-то в толпе высоко поднял кружку, расплескивая пиво, и заорал:

— Хвала Господу! Королева спасена!

Люди восторженно завопили и ломанулись вперед, на нас, позабыв обо всяком страхе. Ор стоял такой, что я едва расслышала, как архиепископ неохотно дал Мареку разрешение ввезти королеву в город.

Восторг толпы оказался едва ли не хуже солдатских копий. Марек, расталкивая народ, подогнал телегу к помосту и перенес в нее на руках и королеву, и Касю. А затем, бросив коня, запрыгнул в телегу сам и взялся за вожжи. Щелкая извозчицким кнутом, он отгонял зевак от лошадей, чтобы можно было проехать, а мы с Сольей встроились сразу за телегой: позади нас толпа опять плотно смыкалась.

Эта гомонящая орава провожала нас до самого города, все оставшиеся пять миль. Люди бежали рядом, по обочинам и вдогонку за телегой, а если кто выдыхался и отставал, так подходили все новые. К тому времени, как мы добрались до моста через Вандалус, взрослые мужчины и женщины побросали работу и кинулись за нами. Когда же мы достигли внешних ворот замка, мы уже с трудом продвигались сквозь ликующую и неистовствующую толпу, напирающую на нас со всех сторон словно живое существо с десятью тысячами голосов, причем все орали от радости. Вести разнеслись повсюду: королева спасена, королева свободна от порчи. Принц Марек наконец-то вызволил королеву!

Мы все жили в песне: по крайней мере, так казалось. Это ощущение передалось и мне — даже притом что в тряской телеге златокудрая голова королевы моталась взад-вперед, точно у безвольной куклы; даже притом что я знала, как на самом деле ничтожна наша победа и сколько людей за нее погибло. Дети бежали рядом с моей лошадью и смеялись надо мною, и, надо думать, не то чтобы одобрительно — ведь я, растрепанная, в изодранной юбке, портила всю картину, — но я не обижалась. Я глядела на детей сверху вниз и хохотала вместе с ними, позабыв про ноющие плечи и онемевшие ноги.

Впереди с триумфальным видом ехал Марек. Наверное, и ему тоже казалось, будто жизнь его стала песней. В тот миг никто даже не вспоминал о погибших. Олег, с туго перевязанной культей, оживленно махал толпе здоровой рукой и посылал воздушные поцелуи всем хорошеньким девушкам без исключения. Даже когда мы проехали сквозь врата замка, толпа не схлынула; из казарм высыпали королевские солдаты, из особняков — знать, дорогу нам усыпали цветами, а стражники оглушительно колотили мечами по щитам.

Лишь королева ни на что не обращала внимания. Ошейник и цепи с нее сняли, но она по-прежнему сидела все в той же позе, недвижно, как статуя.

Чтобы проехать через последнюю арку во внутренний двор самого замка, нам пришлось перестроиться в колонну по одному. Замок был так огромен, что дух захватывало: над землей поднимались трехъярусные арки, бессчетные лица глядели на нас с балконов и улыбались нам. Я потрясенно пялилась на них, на многоцветные вышитые знамена, на колонны и башни повсюду вокруг. На верхней площадке лестницы, уводящей от двора вверх, стоял сам король. На нем был синий плащ, сколотый у горла великолепным драгоценным аграфом с алым камнем в окружении жемчужин, оправленным в золото.

Даже сквозь стены снаружи приглушенно просачивался ликующий рев. А внутри весь двор притих вокруг нас точно перед началом спектакля. Принц Марек снял королеву с телеги, вывел ее вперед, помог подняться по лестнице — придворные отступали перед ним словно прибой — и подвел к королю. Я затаила дыхание.

— Ваше величество, — проговорил Марек. — Возвращаю вам вашу королеву. — В ярких лучах солнца он вдруг показался святым воином — в блестящих доспехах, в зеленом плаще и белой гербовой накидке. Королева стояла неподвижно рядом с ним — высокая, словно одеревенелая фигура в простой белой сорочке, в облаке коротко подстриженных золотых волос; ее преображенная кожа сияла мягким светом.

Король глядел на них сверху вниз, сведя брови. Он, похоже, не столько обрадовался, сколько встревожился. Мы все молча ждали. Наконец король набрал в грудь воздуха, собираясь заговорить: только тогда королева ожила. Она медленно подняла голову и посмотрела ему в лицо. Король неотрывно глядел на нее. Королева моргнула, вздохнула и осела — безвольно, как меток. Принц Марек рванул ее к себе за руку и подхватил, не то бы она скатилась вниз по лестнице.

Король выдохнул, расправил плечи, зримо расслабился — словно почувствовал, что руки у него развязаны. Голос его гулко разнесся по всему двору:

— Отведите ее в Серые покои и пошлите за Ивой. — Двор уже заполоняли слуги. Точно неодолимая волна они повлекли королеву прочь от нас и в замок.

Вот так и закончился этот спектакль. Шум вокруг нарастал до громогласного рева сродни гулу снаружи; все одновременно говорили друг с другом на всех трех этажах внутреннего двора. Пьянящее ликование иссякло, словно из меня вытащили пробку и перевернули как бутылку. Слишком поздно вспомнила я, что приехала сюда не триумфа ради. Кася сидит на телеге в своей белой тюремной рубахе, одна, приговоренная без вины; Саркан в ста лигах от меня, пытается не подпустить Чащу к Заточеку без моей помощи, а я понятия не имею, как мне уладить то и это.

Я бросила стремена, перекинула ногу через луку седла и неуклюже соскользнула на землю. Ноги ощутимо подогнулись под моим весом. Подошел конюх забрать кобылку. Я рассталась с нею не без сожаления: лошадь была не из лучших — но хоть какой-то знакомый утес в этом чужеродном океане. Принц Марек и Сокол проследовали в замок за королем. Томаша и Олега я уже потеряла в толпе; они смешались с прочими солдатами в гербовой одежде.

Кася слезала с задка телеги: ее поджидал небольшой отряд стражи. Я протолкалась сквозь поток слуг и придворных и встала между ими и ею.