Наоми Новик - Чаща

В книжных завалах попадались находки куда более странные. Один любопытный фолиант выглядел в точности как книга заклинаний, полный таинственных слов, и картинок, и схем, как во многих Драконовых книгах, и совершенно бессмысленных записей. Я потеряла добрых десять минут, ломая над ним голову, пока до меня постепенно дошло, что книга безумна. Ну то есть написал ее сумасшедший, притворяясь магом и мечтая им стать; на самом деле никакие это не настоящие заклятия, а выдуманные. От страниц веяло печальной безнадежностью. Я закинула эту книгу в самый темный угол.

Но наконец под руку мне подвернулась маленькая, тонюсенькая черная книжица. Снаружи она выглядела в точности как сборник праздничных рецептов моей матери; от нее на меня сразу повеяло приветным теплом. Дешевая бумага пожелтела и сделалась ломкой, зато внутри было полным-полно коротеньких уютных заклинаний, записанных аккуратным почерком. Я пролистала страницы, непроизвольно им улыбаясь, а затем посмотрела на форзац. Той же старательной рукой там было выведено: «Мария Ольшанкина, 1267».

Я уселась на пол и долго глядела на книжицу, удивляясь — и одновременно ничуть не удивленная. Эта ведьма жила в моей долине более трехсот лет назад. Вскорости после того, как долина была заселена. На громадном краеугольном камне в ольшанкской каменной церкви, самом древнем здании во всей долине, значился год — 1214. Я внезапно задумалась — а Яга-то где родилась? Она ведь из Росии. То есть она обитала в долине по ту сторону Чащи еще до того, как Польния заселила ее с другой стороны?

Я понимала: эта книжица мне ничем не поможет. Она согревала мне руки теплом — словно присутствие доброго друга, который устроился рядом со мною перед уютным очагом, но беду поправить не в силах. Почти во всех крупных деревнях и селах были ведьмы из народа — они исцеляли некоторые болезни, боролись с неурожаем; к ним я мысленно причислила и Марию. Я представляла ее словно наяву: дюжая улыбчивая тетка в красном переднике, метет палисадник, а под ногами у нее вертятся дети и куры; вот она входит в дом сварить целебного снадобья от кашля для встревоженного молодого отца, у которого дома младенец прихворнул, наливает отвар в кружку и отчитывает — нечего-де бегать по деревне без шапки. Ощущалось в этой Марии что-то мягкое: магия, разлившаяся озерцом, а не бегучий ручей, что подхватил и унес всю ее обыденную жизнь. Я вздохнула и все-таки положила книгу в карман. Мне так не хотелось оставлять ее здесь, всеми позабытую-позаброшенную.

Среди тысячи сваленных в беспорядке книг я отыскала еще две такие же и пролистала их до конца: нашла несколько полезных заклинаний, один-два добрых совета. В книжицах не значилось, откуда они, но я и без того знала: они тоже из нашей долины. Одну написал фермер: он случайно натолкнулся на заклинание, способное нагонять тучи, чтобы пошел дождь. Он даже нарисовал на странице поле под облаками, а вдалеке — знакомый зубчатый контур серых гор.

Ниже заговора обнаружилась приписка с предостережением: «Если вокруг уже серо, остерегись: нагонишь слишком много, гром грянет». Я тронула коротенькое простое словцо пальцами — калмоз — и поняла, что тоже могу призывать гром и раздвоенную молнию с неба. Я поежилась и отложила книгу. Вот с этим заклинанием Солья небось будет рад-радехонек мне помочь.

Ничего для меня нужного в книжицах не нашлось. Я расчистила для себя местечко на полу и продолжала поиски: просматривала один том, а свободной рукой уже нащупывала в завалах следующий. Не глядя, я коснулась пальцами фестончатого края вспученной кожи — и, разом отдернув руку, выпрямилась и испуганно ею потрясла.

Однажды я пошла в лес — совсем еще ребенком, мне в ту пору и двенадцати не было — и нашла странный тугой белый мешок меж древесных корней, прикопанный под мокрыми прелыми листьями. Я потыкала в него палкой, а потом побежала к отцу — он как раз работал неподалеку — и потащила его за собою показать находку. Отец срубил ближайшие стволы, расчистил просеку, чтобы огонь не перекинулся дальше, и тогда мы сожгли и мешок, и дерево с ним вместе. После мы поворошили золу палкой и нашли скрюченный скелетик какой-то уродливой твари: мы ее так и не опознали. «Ты, Нешка, смотри держись от этой поляны подальше», — велел отец. «Но ведь теперь уже все в порядке», — возразила тогда я. Да, точно, так все и было. Я каким-то образом поняла: опасности больше нет. «Все равно», — отозвался отец, и больше мы не вспоминали этот случай. И даже маме ничего не сказали. Нам не хотелось задумываться о том, что это значит: что я, выходит, могу находить запрятанную в деревьях злую магию.

Воспоминание живо воскресло в моей памяти: слабый затхлый запах гниющих листьев, мое дыхание — как холодное белое облачко в воздухе, серебристая изморозь по контуру веток и выпуклостей на коре, тяжкое молчание леса. В то утро я уходила из дому совсем не за этим, но на поляну забрела, словно притянутая ниточкой тревоги. Сейчас я ощущала нечто похожее. Но я же в Чаровницкой, в самом сердце королевского дворца. Откуда бы здесь взяться Чаще?

Я вытерла пальцы о юбку, собралась с духом и выдернула книгу из стопки. Кожаная обложка была расписана вручную и украшена рельефным изображением амфисбены: все змеиные чешуйки до единой прорисованы блескучей лазурью, вместо глаз — красные драгоценные камни, вокруг — целый лес зеленых листьев, и сверху написано «Бестиарий»: золотые буквы крепятся к веткам, словно плоды.

Я листала книгу указательным и большим пальцами, придерживая страницы только за нижние уголки. Это и впрямь был бестиарий — странный, полный чудовищ и химер, по большей части несуществующих. Я медленно перевернула еще несколько страниц, лишь краем глаза поглядывая на слова и картинки. Холодея от липкого страха, я начинала понимать: пока я читаю, чудища кажутся мне настоящими, я в них верю, и если эта вера продлится достаточно долго… я резко захлопнула книгу, отложила ее на пол, встала и отошла от нее подальше. В жаркой душной комнате воздух сделался еще более спертым и вязким, как в худшую пору лета, в знойный, влажный день под гнетущей тяжестью недвижных крон, не пропускающих ни дуновения ветерка.

Я принялась оттирать ладони о юбку, пытаясь избавиться от мерзкого маслянистого ощущения и не сводя настороженного взгляда с книги. Мне чудилось, если я только отвернусь, книга сама превратится в какую-то искаженную тварь и прыгнет мне в лицо, шипя и царапаясь. Я инстинктивно обратилась к заклинанию огня, чтобы сжечь фолиант, но едва открыв рот, прервалась, понимая, как это глупо: я же стою в комнате, битком набитой старыми книгами, воздух здесь такой сухой, что при каждом вдохе я ощущала привкус пыли, а снаружи — огромная библиотека. Но я твердо знала: оставлять книгу здесь небезопасно, даже на мгновение… однако я и помыслить не могла, чтобы снова к ней прикоснуться…