Наоми Новик - Чаща

К тому времени, как Алоша закончила, зал почти опустел, а те, кто еще остался, вжались в стены — все, кроме бледных как полотно, разнесчастных стражников, которые все еще держали подмастерья.

— Ладно, теперь можете перевязать его. Хватит орать, Якуб! — прикрикнула Алоша. — Я была там, когда она нашла книгу, ты, идиот! Этот бестиарий пролежал незамеченным в нашей собственной библиотеке многие годы, точно гнилое яблоко. Балло собирался подвергнуть ее очищению. Так что произошло?

Якуб не знал; его послали за всем необходимым. Когда он уходил, короля в зале не было. А когда Якуб вернулся с солью и травами, король и его охранники стояли у возвышения, бессмысленно таращась в никуда, а Балло читал книгу вслух и уже преображался на глазах: из-под рясы появлялись когтистые лапы, еще две отрастали сбоку, раздирая одежду, лицо вытягивалось, превращаясь в рыло, слова все еще звучали, пусть скомканно, застревая в горле…

Голос Якуба поднимался все выше и выше, срываясь на визг, пока не пресекся и не умолк. У бедняги тряслись руки. Алоша плеснула ему в стакан еще наливки.

— Книга сильнее, чем мы думали, — промолвила она. — Надо сжечь ее немедленно.

Я с трудом поднялась на ноги. Алоша покачала головой:

— Ты переутомилась. Ступай присядь у камина и не спускай с меня глаз. Не пытайся ничего делать, разве что заметишь, что книга завладевает мною.

Бестиарий по-прежнему тихо-мирно лежал на полу между осколками разбитого каменного стола: всего-то-навсего безобидная книжка с яркими картинками. Алоша взяла пару латных перчаток у одного из стражников и подобрала том с пола. Положила в камин, призвала огонь: «Полжит, полжит моллин, полжит тало», — и продолжила длинное заклинание с этого места, а потухшая зола в камине уже взревела, как пламя в кузнечном горне. Алые языки лизали страницу за страницей, норовя склеить их друг с другом, но книга просто-напросто раскрылась в огне, листы, потрескивая, трепыхались — как флаги на сильном ветру, изображения чудищ, подсвеченные сзади, словно пытались привлечь взор.

— Назад! — прикрикнула Алоша на стражников. Кое-кто из них уже шагнул было ближе, не в силах отвести от книги затуманенного взгляда. Алоша с помощью лезвия отзеркалила им в глаза отсвет огня, солдаты заморгали и, побледнев, отпрянули, перепуганные до полусмерти.

Алоша бдительно проследила, чтобы стражники отошли подальше, затем опять обернулась к камину и продолжила выпевать огненное заклинание снова и снова, широко раскинув руки — словно удерживала пламя внутри топки. Но книга по-прежнему шипела и плевалась во все стороны, точно влажное зеленое дерево, и упорно не загоралась; по зале поплыл свежий запах весенних листьев, я видела, как на Алошиной шее вздулись вены, а лицо ее исказилось от напряжения. Она неотрывно глядела на каминную доску, но глаза ее то и дело невольно обращались вниз, к раскаленным страницам. Всякий раз Алоша прижимала большой палец к острию кинжала. Выступала кровь — и Алоша снова поднимала взор.

Голос ее звучал все более хрипло. Горстка оранжевых искр дотлевала на ковре. Устроившись на скамеечке для ног, я устало поглядела на них и медленно замурлыкала себе под нос старую песенку про искру в очаге, которая рассказывает свои бесконечные сказки: «Раз принцесса полюбила нищего поэта. Не скажу, что дальше было: песенка допета! Раз жила-была Яга в домике из масла, вот и вся недолга, искорка погасла!» Искра погасла, вот и сказке конец. Я тихонько пропела эту песенку от начала до конца, произнесла «Кикра, кикра» — и затянула ее снова. Разлетающиеся искры дождем посыпались на страницы, и каждая, прежде чем погаснуть, выжигала в бумаге крохотную темную точку. Дождь превратился в сплошной мерцающий ливень, а там, где искры падали кучно, заклубились тонкие струйки дыма.

Алоша произносила слова заклинания все медленнее — и наконец смолкла вовсе. Пламя наконец-то занялось. Страницы скручивались по краям — точно мелкие зверушки сворачивались перед смертью калачиком; запахло жженым сахаром — это горела живица. Кася мягко взяла меня под локоть, и мы отошли от камина подальше, пока огонь доедал книгу — вот так же медленно, через силу, заставляешь себя дожевать невкусный черствый хлеб.

— Как этот бестиарий попал тебе в руки?! — орал на меня какой-то министр, при поддержке еще полудюжины. — Зачем король вообще здесь оказался?! — Зал совета был битком набит знатными вельможами; они кричали на меня, на Алошу, друг на друга, в страхе требуя ответов, которых не было и не предвиделось. Половина собравшихся все еще подозревала меня в том, что это я расставила королю ловушку, и предлагали бросить меня в тюрьму. Остальные решили, без всяких доказательств, что перепуганный Якуб — на самом деле роский шпион: это он заманил короля в библиотеку и обманом заставил отца Балло читать книгу. Якуб рыдал и протестовал, а вот у меня не было сил защищаться. Я непроизвольно зевнула — и все разозлились еще больше.

Я совсем не хотела никого оскорбить, я просто очень устала. Мне не хватало воздуха. Мысли путались. Руки по-прежнему саднило от жара молнии, в ноздри набилось дыма от горелой бумаги. Все казалось каким-то ненастоящим. Король мертв, отец Балло мертв. Я же их меньше часа назад видела, когда они, живые-здоровые, уходили с военного совета. Мне этот момент живо запомнился: и озабоченная складка, прорезавшая лоб Балло, и синие сапоги короля.

В библиотеке Алоша совершила очистительный обряд над прахом монарха, и священники, поспешно завернув тело в какую-то ткань — только синие сапоги остались торчать, — унесли его в собор на ночное бдение.

А магнаты все кричали на меня и кричали. Что еще хуже — я и сама терзалась чувством вины. Я ведь еще раньше поняла: что-то неладно. Если бы я не замешкалась, если бы сама сожгла книгу, как только ее нашла… Я закрыла лицо обожженными ладонями.

Но Марек встал рядом со мною и заставил вельмож умолкнуть — властью окровавленного копья в своей руке. Принц с силой грохнул им по столу совета перед всеми собравшимися.

— Она сразила чудовище, которое иначе убило бы Солью и еще с десяток людей! — заявил Марек. — Хватит дурака валять — времени у нас и без того в обрез. Через три дня мы выступаем к Ридве.

— Мы никуда не выступим без приказа короля! — осмелился прокричать в ответ один из министров. К счастью для него, сидел он на противоположном конце стола, вне досягаемости Марековой руки; но он все равно непроизвольно отпрянул, когда принц перегнулся через стол, ударив по нему кулаком в латной перчатке. Марек прямо-таки пылал праведным гневом.

— Он прав, — резко бросила Алоша, кладя на стол руку перед Мареком и вынуждая его выпрямиться. Мгновение они стояли лицом к лицу. — Войну начинать не время.