Кристина Белозерцева - Пауза [СИ]

— Да мертвяки с ним! Оно пока занято. Что-то не хочу я с этой дрянью связываться. Просто отопрем клетки по-тихому и уходим! Спасти сейчас — спасем, а дальше они и сами ногами шевелить смогут.

— Но кто там? — допытывался мой спутник, зачарованно глядя на еще одно бурое пятно, расползающееся по ткани. — Кто внутри?

— Не знаю, — признала я, тоже разглядывая колышущуюся на ветру ткань и кусая губы.

— Только охранников?

— Только охранников.

— Боги с тобой, Кристина, пошли, пока я не передумал. Твой правый.

Ладно, все не страшно, эти четверо нам двоим вообще не противники. К тому же они, похоже, слегка пьяны. И не военные, те бы позаботились об охране. Да любой нормальный отряд выставил бы хоть одного часового.

Мы двинулись к намеченным жертвам по самой границе видимости, все также держась за руки, как сбежавшие на ночь глядя из дома дети. Было бы забавно, если бы рядом не умирали от страха люди в клетках. Они скулили и причитали, заглушая наши шаги. Толстый заскучал и от души пнул под ребра какого-то мужчину прямо между прутьями решетки, и вскрик захлебнулся надсадным грудным кашлем. Высокий рассмеялся. Так, главное, сейчас — не отвлекаться. Важнее всего сейчас спасти детей и не привлечь внимание того, что в шатре. Наконец, перед нами замаячили две спины возле повозки. Тот, что справа, нашел какую-то шкатулку и пытался вскрыть ее коротким кривым ножом, тот, что слева, наблюдал и поддразнивал, высказывая предположения, откуда именно у его приятеля растут руки.

Лео вытащил шпагу, а я свой изогнутый клинок. По светло-серому лезвию струились ледяные узоры, пробегали бело-фиолетовые разряды, а самую кромку лезвия облизывало пламя. Виконт вытаращился на мое оружие, как давно переставший верить в чудеса ребенок на внезапно явившегося к нему в ночь Зимнего Солнцестояния самолично Вечного Почтальона с мешком подарков. Похоже, чуть позже мне придется ответить еще на ряд интереснейших вопросов… Та и Бездна с ним…

Мой бывший любовник продемонстрировал, что и для него этот год не прошел даром. Он нанес один короткий удар, распоровший горло правому, удачно повернувшемуся на звук извлекаемого оружия. Один укол, и хрипящее тело валится на спину, заливая куртку и руки кровью. Неплохо: точно и хладнокровно. Левый даже вскрикнуть не успел. Он вытаращился на внезапно соткавшегося перед ним из воздуха гвардейца и не успел ничего сделать. Я снесла ему голову. Не так красиво, как виконт, слегка неуклюже, но не менее действенно. Даже кровь не взорвалась фонтаном — огненная гемма сразу прижигает разорванные жилы. Хорошее у меня оружие. Даже металл режет, что говорить о плоти.

Что касается убийств — это страшнее всего — во второй раз. В первый — ты даже толком не понимаешь, что происходит. Шок и осознание настигают потом, и ко второму разу ты начинаешь вполне ясно понимать, что человек, которого ты сейчас ударишь клинком или в которого выстрелишь, просто перестанет существовать. Легче, если приходится убивать, защищая собственную жизнь, тогда решение — ударить — дается намного проще.

Бой — самое хреновое время и место для рассуждений о ценности человеческой жизни, но демон Дома Ледяной Пустоты по имени Феникс, которому я излагаю сейчас эту историю, обожает прерывать рассказ, задавая совершенно идиотские вопросы.

Впрочем, я опять отвлеклась.

Вуаль рассеялась, и люди в клетках, вмиг замолчав, уставились на нас. Женщины закрывали детям глаза. Представляю, как мы должны были выглядеть со стороны: материализовавшиеся из ночной тьмы с оружием в руках. Я прижала палец к губам, и пленники понимающе закивали.

В этот момент из шатра вновь раздался дикий, полный боли и муки вопль, резанувший по ушам. Толстый и высокий поглядывали в ту сторону и нас пока не видели.

— До утра управимся, — ответил высокий на вопрос, которого мы не слышали, — только бы она сдержала слово.

— Они не могут нарушить условия сделки, — помотал головой толстый, подтверждая мою догадку, — есть табак? Хоть вонь эту заглушить.

— Да, ща.

Виконт первым сорвался с места, а я чуть замешкалась, и когда была у шатра, толстый уже лежал в луже крови, глядя в небо стекленеющими глазами. В пальцах его белела так и не зажженная сигарилла. Высокого легко теснил мой спутник. Справится, без сомнения.

Теперь все, что отделяло меня от неведомой твари, был тонкий, грязный полог шатра, и нужно было бежать отсюда. Движение внутри прекратилось, смолкли звуки, и все исчезло: люди в клетках, Леонард, звон клинков, ночь, лес. Я, оно и разделяющая нас заляпанная кровью тряпка, такая тонкая, такая ничтожная преграда. Незримая черта. И надо бы сваливать оттуда, да только ноги подкашивались.

Тишину нарушило жужжание, когда изнутри вылетела жирная белесая муха, размером с фалангу моего пальца. Вылетела, уселась на мою руку, и я несколько мгновений, не в силах пошевелиться, зачарованно наблюдала, как темнеет от высасываемой крови ее подергивающееся лоснящееся брюшко.

А дальше все произошло одновременно.

Шепот резко шлепнул по паразиту моей ладонью, раздалось отвратительнее чавканье, и по коже потекла слизь вперемешку с кровью.

«Бежим!» — потребовал Лусус.

Но я, не в силах противиться снова стягивающей горло невидимой удавке, на ватных ногах шагнула навстречу скрывающемуся внутри чудовищу. Оно достучалось до меня на дороге. Оно очень сильно.

Отдернула полог и, держа клинок перед собой, уставилась внутрь, уже абсолютно точно понимая, кого именно там увижу. Кто не нарушает условия сделки? Хотя бы формально? Кто вечно голоден? Для кого лучший ужин — страдания и ужас разумного существа? Вот-вот.

Весь шатер был залит кровью, волны удушливой вони едва не сбивали с ног, а посреди, на животе очередной жертвы сидела на корточках женщина. Жирные насекомые висели в воздухе, отяжелевшие от крови, как разбухшие — еще мгновение и лопнут — ягоды клубники.

Боги, я больше никогда не смогу есть клубнику.

Она методично рвала обсидиановыми кривыми когтями бьющееся в агонии тело, и уставилась на меня черными провалами глаз, как только я вошла. Возможно, тварь выглядела бы человеком, если бы не покрытые сизой чешуей ноги с тремя мосластыми суставами, не когти на руках и не полное отсутствие губ. Кожа переходила сразу в багровые ссохшиеся десны, из которых росли острые белые клыки. Узкое бледное, как у трупа, лицо обрамлено длинными спутанными черными волосами, переходящими в трепещущие в воздухе жгуты вязкого мрака. Человеческие черты красивы, нечеловеческие — ужасны, сочетание — отвратительно. Как краснобокое наливное яблоко, но подгнившее и которое уже начали жрать черви. Но даже если бы не эти морфологические моменты, я бы все поняла по глазам. Демон. Благо, не высший. Просто вылез полакомиться. Падальщица. Фу-у-ух…