Кристина Белозерцева - Пауза [СИ]

Поющая жемчужина. Да не может этого быть!

Я уставилась во все глаза на диковинный предмет, я когда-то читала о таком в книге по мощным артефактам. Обладает сильным целебным и омолаживающим эффектом, придает сил и бодрости, увеличивает магические силы. Да она стоит, наверное, как весь этот замок с его обитателями!

— Где вы это взяли? — благоговейным голосом спросил Кассэл, глядящий на бокал, как голодный упырь на живого и беззащитного человека.

— Достал со дна океана. Очень давно.

— И много она стоит? — заинтересовался Линд, тоже пристально рассматривая бокал.

— Очень… — прошептал маг, все еще не в силах отвести взгляд. — Очень! Если ее продать, еще и детям останется. Но только кто же продаст такую драгоценность? Никто! Никто…

— А еще она возвращает юность, — улыбнулся Скримджой, и тут уже глаза вспыхнули у Жанетт, снова опустившейся в кресло.

В общем, все, сидящие за столом, замерли, неотрывно разглядывая явленное им нежданно чудо. Приманка для лохотрона всегда работает, сказал как-то Эрик, хоть на базаре, хоть в академических аудиториях. Тут все дело в природе человеческой.

Дроу же смотрел только на меня, эдак насмешливо и выжидательно, будто бросая вызов, но я только покачала головой. Не все ошибки настолько приятны, что их хочется повторять. Не в этот раз.

— Нет. Я пас, спасибо, но нет.

Эльф вздохнул притворно, отставив собственный бокал с вином в сторону. Лицо его изображало что-то такое, слегка разочарованное, но глаза продолжали смеяться, и от его взгляда у меня снова мурашки по спине побежали. Это больше не был Скримджой, расслабленно валяющийся со мной в одной ванне, обладатель мягких, желтых все понимающих глаз и отличный рассказчик, это было сумасшедшее чудовище, которое швыряло меня вчера по полу склада, сжимало стальные пальцы на горле, а потом с неприкрытой издевкой дразнило на лестнице.

«Все опять очень плохо, будь осторожна», — предупредил Шепот.

— Я предвидел такой вариант, ненаглядная. Идем со мной.

— Куда? — с подозрением спросила я.

— Для тебя у меня есть особая ставка, — промурлыкал он.

Где? Где тот вполне адекватный парень, у которого я лежала на плече, пока он рассказывал о своем доме?

«Вспомни о нас с Шепотом, — вздохнул Лусус, — у него вполне могут быть несколько личностей, помнишь, Шаггорат рассказывал, что это типичная проблема эльфийских магов».

— Я никуда не пойду, — покачала я головой, откидываясь на спинку кресла и скрещивая руки на груди.

Скримджой одним гибким движением поднялся на ноги и двинулся к дверям, поманив меня за собой рукой, пошевелив в воздухе пальцами.

— Не пойдешь? Тебе же хуже, — бросил он мне, даже не обернувшись.

Даже не думай.

И вообще.

Иди ты в Бездну!

Мне все равно, что ты имеешь в виду!!

Проклятье…

Я тихо выругалась уже вслух и потащилась вслед за молчавшим всю дорогу дроу. Время растянулось, тревожно заныло подложечкой от нехорошего предчувствия, а сердце принялось выбивать ритм боевого орочьего барабана. Мы снова спустились на склад, где уже не было спящих рабов, зато стояли, прикованные к общей цепи другие совершенно не знакомые мне люди, крестьяне, человек десять, включая двоих детей: бедная полотняная одежда, спутанные волосы, отчаяние на лицах. Одно кольцо в середине цепи было пустым, как дырка на месте выбитого зуба. Я пыталась отгородиться от их эмоций, но тщетно: страх тек серой мутной рекой, затапливая все вокруг, и мне почудился запах застоявшегося болота и гниющих водорослей. Судя по улыбке темного, он тоже отлично все чувствовал.

На эльфа, впившегося до боли тонкими пальцами в мое плечо, прикованные смотрели с откровенным ужасом, три женщины и вовсе плакали навзрыд. И тут же в нос мне ударил отвратительный запах крови и еще какая-то вонь.

— Это — что еще? — от зрелища брала оторопь.

Губы в миллиметре от моего уха, горячее дыхание и мурлыкающий голос.

— Ставка, ненаглядная.

— Да что за хрень тут происходит? — прошипела я, чувствуя, как волосы встают на голове дыбом.

— Расклад таков, — указал рукой на несчастных дроу, оставив меня временно в покое, — я спрошу тебя еще раз, и если ты откажешься играть, я подойду к крайнему справа, раскрою ему рот и откушу его язык. Потом — ко второму, и так далее. Если и это не поможет, я снова начну с левого. Вспорю его от паха до горла, очень медленно, и вырву сердце. Понимаешь, что дальше, да? Нет? Сердца к ужину нафаршируют грушей и грибами и запекут с сыром. А языки будут к яичнице вместо бекона на завтрак. Ты ела когда-нибудь человечину, ненаглядная? Нет? Ничего, как раз и попробуешь, это вкусно, поверь мне. Ладно-ладно, успокойся и не вздумай хвататься за керамбит. Да не глупи, Крис! Все равно я тебя быстрее. Ну, вот… Лосс! Вот видишь, я же говорил. Не вывихнула руку? Ну и отлично. Посмотри, кстати, вот сюда. Да-да, подойди. Вот так они будут выглядеть после всего. А теперь, господа, у вас есть пять минут, чтобы убедить графиню спасти ваши жизни. Время пошло.

Скримджой посмотрел на меня и ухмыльнулся половинкой рта, а меня снова колотило, как от лихорадки: за ящиком в углу лежал труп мужчины. Одежды на нем не было вовсе, губы, подбородок и грудь залиты кровью, а лицо искажено гримасой боли и ужаса. Дроу не просто убил этого человека, он его выпотрошил: внутренности склизкой красно-сизой массой валялись разбросанными в луже его же собственной крови, а рядом стояла изящная серебряная тарелка из коллекции Берса, на которой лежали обещанные сердце и язык.

Тварь…

Я обернулась: десять пар глаз смотрели на меня с мольбой и ужасом, а Скримджой, негромко насвистывая что-то веселенькое, принялся острым хищно изогнутым ножом из такого же черного с синим отливом металла, как и у меня, срезать с пленников одежду. И не помада это была у него на губах. Он что, серьезно откусил язык этому бедолаге?

Год назад упала бы в обморок, полгода назад билась бы в истерике, сейчас меня обжигала клокочущая ненависть. Пожалуй, именно в тот момент я и решила убить его. Во что бы то ни стало. Конечно, темный уловил и это, он чуть обернулся через плечо, и губы его растянула довольная улыбка.

— Госпожа! — запричитала одна из женщин, вырывая меня из оцепенения. — Детей-то, госпожа… Хотя бы детей пожалейте! Молю! Дети-то… Дети они же вообще души чистые… Не жили еще…

Тут заголосили все разом, как обезумевшие. А может, так оно и было на самом деле, тут не мудрено было свихнуться. Как я не закрывалась от них, полностью заблокировать эмпатию я не могла. Ужас, отчаяние, они захлестывали, как океанская волна… Эхо усиливало каждый звук, приумножая, разнося под каменными сводами.

А обрезки одежды продолжали падать на пол. Обнаженные, подвешенные к цепи тела вызывали только одну ассоциацию: бойня.