Марьяна Сурикова - Между Призраком и Зверем

— Я знаю, Мышка, — так же спокойно ответил Кериас, — не стоит кусаться.

Он хотел взять мои ладони, но я отдернула руки и вообще отклонилась подальше.

— Я отвлекаю вас от важных дел. Вы, кажется, шли наверх.

— Шел, чтобы затем поехать на работу.

— Работаете и днем и ночью. Всегда на страже покоя и защиты его императорского величества, — равнодушно отметила я и прислонилась головой к перилам.

Кериас молча отстранился и, больше не спрашивая ни о чем, ушел, а через минуту ко мне спустился слуга и, поклонившись, поинтересовался, не желаю ли подняться в комнату.

— Я желаю в столовую, — ответила на его вопрос, а потом с его помощью встала на ноги.

В столовую добрела только потому, что слуга придерживал под локоть, не давая упасть. Устроившись на стуле, я обессиленно уронила руки на стол и прикрыла глаза. Мне требовались еда и силы, а еще — план дальнейших действий.

— Так отчего тебе стало плохо? — долетел от двери мужской голос.

— Моральные потрясения, голод и ночное бодрствование не способствуют активности. — Мой голос звучал ровно. — У меня закружилась голова.

— Это снова цитата из какой-нибудь книги о здоровом образе жизни?

— Весьма верная, замечу.

— Ощущаю себя нерадивым читателем, получившим выволочку от грозной библиотекарши, — ехидно прокомментировал дознаватель и подошел ближе. — Все же странная реакция. Сперва ты полна сил и очень активно отвечаешь на поцелуи, а потом вдруг почти теряешь сознание.

— Я вчера и на поцелуи вашего брата отвечала активно, — откликнулась, любуясь помрачневшим лицом Зверя, — а потом тоже почти потеряла сознание. Мне оказывал помощь личный лекарь его императорского величества.

Удивительно, прежде я бы не решилась говорить с Кериасом подобным тоном, а сейчас ощущала непоколебимое спокойствие и уверенность в собственной правоте.

— Значит, у тебя нет сил? — резюмировал сыщик, и не успела ему ответить, как уже была поднята на ноги, а за плечи меня крепко придерживали мужские ладони. Рядом лежал непонятно когда упавший стул, а Зверь сверлил меня взглядом.

— Ну, бери, — выдохнул он.

— Что?

— Тебе нужны силы, бери.

— Я обойдусь без вашей помощи, — отказалась решительно. — Достаточно с меня поцелуев сиятельных особ. Еда и отдых помогут восстановиться. Так что отпустите, будьте добры.

И он отпустил, а поймать успел у самого пола, на который я едва не рухнула.

— Я не предлагал поцелуи, — зло высказался Зверь и, усадив меня на другой стул, встал рядом и соединил наши ладони, крепко переплетя пальцы. — Бери.

Хотела снова гордо отказаться, но его тепло оказалось таким манящим, что с легким вздохом я позволила ему потихоньку перетечь в мою руку.

— Пальцы у тебя ледяные, — заметил Кериас, а потом стоял молча, пока я с наслаждением впитывала согревающий каждую клеточку живительный жар. Что странно, до этого момента холода не чувствовала, а сейчас поняла, как замерзла. Замерзла так основательно, что тело ощущалось чужим, а сердце словно замедлило бег. Теперь кровь забурлила, разгоняясь по венам до своей привычной скорости, вбирая в себя тепло, теряя вязкость.

Нежная волна благодарности заставила открыть глаза и взглянуть на Кериаса, прошептав ему: «Спасибо».

Взгляд дознавателя потеплел в ответ, а легкая улыбка скользнула по губам:

— Пользуйся, Мышка.

Он внезапно расцепил наши ладони и выпрямился.

— А почему… — Я закусила губу и оборвала вопрос на полуслове.

— Что почему?

— Ерунда.

— Неужели я снова вижу румянец смущения на белоснежных щечках? Признаться, ты напугала меня, Мышка. Показалось, за эту ночь ты обратилась в ледяную статую. Я так обидел тебя вчера?

Воспоминания о собственных домогательствах внезапно нахлынули на меня, заставив покраснеть до корней волос.

— Нет, не обидели, — невнятно проговорила и опустила глаза.

— А о чем ты хотела спросить? Ведь я вижу, как твой носик от любопытства слегка удлинился.

— Он не удлиняется! — Я схватилась за нос и возмущенно посмотрела на смеющегося дознавателя, разом забыв о смущении.

— Удлиняется.

— Нет!

— Да!

— Ну знаете! Я хотела спросить, почему, когда прикасаюсь, чувствую тепло, а когда целую, вместе с ним накатывает еще и эйфория?

Вот сказала со злости и снова смутилась, а все из-за взгляда Кериаса, который вдруг стал обжигающим и таким пристальным, что ощущался кожей, точно легкая щекотка.

— Потому что з а раз можешь взять гораздо больше, — несмотря на выражение глаз, совершенно спокойно пояснил дознаватель.

— А-а-а, кхм, спасибо.

— Или потому что без ума от меня, — невозмутимо добавил Кериас.

— А?

— Эйфория, — словно смакуя, произнес дознаватель, — при поцелуях, — мурлыкнул он, — все сходится.

— Эй! — запротестовала я и хотела уже вступить в спор, когда была остановлена вкрадчивым:

— Проверим?

Это просто невозможно! Как он сам справляется с подобными перепадами настроения? От злости и раздражения прийти в хорошее расположение духа, дразнить меня и вовсю веселиться? Но я-то еще не лишилась здравомыслия, чтобы начать проверять, поэтому весьма решительно покачала головой.

— А я уже приготовился, — хитро улыбнулся Зверь.

— Проверки всегда плохо заканчиваются.

— Что ж, — пожал плечами дознаватель, — я предложил ради тебя, Мышка. Теперь будешь умирать от любопытства, думать все время, в силе дело или в чем-то ином, и бывает ли другая реакция на поцелуи, и…

— Вы говорили, я не умею целоваться! — оборвала его на полуслове, всерьез начиная опасаться, что меня сейчас заболтают и склонят к экспериментам.

— Ты очень быстро учишься, — нашелся с ответом Кериас, — целуешься все искуснее и искуснее.

И пощекотал меня за ушком.

— М-милорд! У нас договор, о котором вы постоянно забываете и письменный экземпляр которого я до сих пор не получила, а еще я… есть хочу!

— Ты права, Мышка, — вкрадчивый шепот над самым ухом заставил вздрогнуть, а дверь в столовую вдруг сама распахнулась, и в комнату в буквальном смысле слова внесло очумевшего повара.

— Где еда для леди? — очень строго спросил Зверь.

Повар так и замер, переводя круглые глаза с меня на дознавателя, в руке слуги был зажат половник, с которого на его рукав капало что-то густое и белое.

— А-а, мм, там.

— Все еще на кухне?

— У-у… гу.

— Подать немедленно! — рявкнул Кериас.

Даже я на стуле подпрыгнула, а повар от испуга впечатался спиной в стену, икнул, попятился и снова икнул, поклонился, икнул, исчез.

— Распоясались, — строгим голосом и с трудом сдерживая смех, подытожил Кериас. — Моя возлюбленная оголодала и совершенно неспособна на эксперименты.

А дальше он, насвистывая, отправился к двери, где обернулся, послал мне воздушный поцелуй и, сказав: