Макс Мах - Дама Пик [СИ]

Последнюю фразу она произнесла по-русски, и Август понял из нее только два слова: "доска" и "тоска". По-видимому, это была рифма, и, следовательно, фраза являлась строкой из стихотворения.

- Э... - сказал он в ответ, боясь задать прямой вопрос о содержании "стишка". Но Теа отнюдь не смутилась, что было более чем странно, учитывая то, как она ответила на невысказанный Августом вопрос.

- Ни задницы, ни сисек, да еще и в очках, - пояснила она. - Ботанка и очкарик , сечешь, Август, фишку ?

Как это часто случалось с ним в последнее время, Август прозвучавший вопрос не понял, но смысл все-таки уловил. Впрочем, голова его сейчас была занята другим. Он пытался представить себе ту Таню, о которой рассказывала Теа. Маленькая и худенькая, похожая на мальчика, черноволосая - отчего-то он был уверен, что именно черноволосая, - в очках. Тонкая серебряная оправа, толстые линзы и голубые глаза. Образ этот совершенно не сочетался с тем характером, который успел узнать Август. Но, возможно, плоть накладывает отпечаток и на характер? Разве может оставаться неизменной душа, перешедшая из неказистого тела щуплой девушки-мальчика в роскошное тело Теа д'Агарис? Впрочем, вино не становится лучше или хуже от того, налито ли оно в серебро или в глину.

- Ничего не понял, - сказал Август вслух и тут же улыбнулся. - Ботанка ? Фишка ? Я не знаю этих слов, но зато я знаю нечто гораздо более важное: я тебя люблю!

- Не обольщайся! - беззлобно отмахнулась от него Теа. - Ты ее любишь, вот это все, - показала она рукой на высокую полную грудь, - а не меня. Но поскольку она теперь я...

"Зачем она мне все это рассказывает? - мимолетно задумался Август. - Кокетничает? Проявляет доверие? Или, возможно, сбивает со следа? Обманывает, запутывает, морочит голову... Но зачем?"

- Ты ошибаешься! - Август решительно отмел неуместные здесь и сейчас мысли, привлек женщину к себе и поцеловал в губы.

Получился очень хороший поцелуй. Долгий. В меру страстный и чрезвычайно нежный.

- Теа д'Агарис красивая, - объяснил он свою мысль, оторвавшись от губ женщины, и нежно коснувшись пальцами ее обнажившейся груди. - А люблю я все-таки тебя. Ту, которая спряталась внутри!

- Даже так... - прищурилась Теа, умеряя изумрудное сияние. - Не обманываешь?

- Богами клянусь!

- Ну, ладно тогда, Август. Пожалуй, я все-таки выйду за тебя замуж... Когда-нибудь... Позже!

Как и накануне, обедали в траттории "Сердце гондольера". Кухня здесь была просто изумительная и славилась на весь город. Так что в просторном общем зале в три часа пополудни заняты были практически все столики. Кое-где пировали большими компаниями, а кое-где "интимно" обедали вдвоем или втроем. Играла музыка, сновали между столами услужливые камерьере - все, как один мужчины, в отличие от "трактирных девушек", - витали запахи жареного мяса и острых приправ, стоял ровный негромкий гул от множества идущих одновременно разговоров.

Как ни странно, сегодня в "Сердце гондольера" оказалось довольно много знакомых, с интересом рассматривавших Августа и его спутницу. Очевидно, что слухи, - знать бы еще какие? - добрались сюда из Генуи гораздо раньше, чем Август и Теа приехали в Венецию. Трудно сказать, что именно стало известно "широкой публике", и как эти новости трактовались здесь и сейчас, но знакомцы, а это в основном были венецианские аристократы, негоцианты и артисты, Августа не игнорировали. Вежливо здоровались, обменивались с ним короткими, ни к чему не обязывающими репликами, куртуазно представлялись Теа и говорили ей витиеватые комплименты. Приглашали к столу, зазывали в гости. Но Август на все это практически не отвлекался. Отвечая всем встречным вежливо, но скорее машинально, чем осознанно. Его интересовала одна лишь Теа. На нее он и смотрел. С ней говорил. Ею восхищался. И все это оттого, что впервые в жизни испытывал нечто большее, чем обычное увлечение красивой женщиной. Теа он не просто хотел, ее он любил, и это было странно и ново для него, но у Августа даже не было возможности осмыслить свои переживания, настолько он был ими полностью захвачен.

Итак, расположившись за одним из столиков, скрытых в глубоких нишах задней стены, они заказали суп минестроне, сваренный по классическому венецианскому рецепту, то есть, " из семи типов овощей, семи типов мяса и семи видов приправ ", жаркое из козленка - в Венеции его так и называют - капретто, то есть, "козленок", - ризотто с морскими гадами, миндальный торт и красное вино из Тревизо. Вот с этого вина все, собственно, и началось. Камерьере принес бутылку темного стекла, откупорил и налил немного в бокал Августа. Август взболтнул вино, поднес к носу - великолепный аромат - и совсем уже готов был продегустировать напиток, когда в игру вступила Теа.

- Не пей! - сказала она и нахмурилась. - Что-то не так... Ну, не знаю! - раздраженно бросила она. - Но я бы не рекомендовала брать это вино в рот. Оно...

"Яд?!"

Могло случиться, и так, но в связи с этим возникало, как минимум, два вопроса. Вернее, три. Кто? Почему? Как узнала об этом Теа?

Самое любопытное, что Август в словах женщины не усомнился. Сказала, значит, так и есть. Другое дело, как узнала, и что теперь с этим делать? И с тем, что Теа способна - если конечно, и в самом деле, способна, - на такое волшебство, и с тем, в первую очередь, что их пытаются отравить. Его или ее. Или, возможно, обоих?

- Нет, - сказал он вслух, все еще принюхиваясь к вину, покачал головой и холодно посмотрел на камерьере, - не нравится мне этот запах.

Вот только, на самом деле, никакого особого запаха он не уловил. Аромат был. Винный. Но и только.

- Ты уж извини, любезный, но пахнет как-то не так. Вот мне и дама пить не советует...

Август тянул время, пытаясь найти элегантный выход из отнюдь не тривиальной ситуации. Обычно ведь как? Или жертва глотает яд, или нет. Но в последнем случае, возможны варианты, большинство из которых сводится к обострению конфликта. Однако Августу крайне не хотелось "обострять", поскольку ничего хорошего в открытом вызове, брошенном неизвестному противнику, нет. Враг итак знает, кого и почему хочет убить, а ты - нет, и значит, любая публичность на руку злодею. Вот Август и пытался разрешить конфликт, не привлекая при этом внимания других посетителей траттории. Однако, как тут же выяснилось, зря старался: едва прозвучала его реплика, произнесенная тихим голосом и с вежливой улыбкой на губах, как худощавый камерьере "ударился в бега". Бросил бутылку и побежал к выходу из траттории.

Впрочем, далеко не убежал. Теа стремительно вскинула руку, словно хотела напутствовать убегавшего от нее мужчину, или прощалась с ним. Скорее, второе, поскольку метальный нож вошел камерьере под левую лопатку, и, споткнувшись набегу, беглец рухнул лицом вниз.