Анатолий Дроздов - Запасной мир

Голос у нее был слабым, но твердым. Правильно. Не хватало, чтоб кухарки указывали доктору, епть!

Мэгги поставила подсвечник и оттерла меня в сторону. Рубашку она снимала, загородив хозяйку спиной. Я усмехнулся. Чего я там не видел? Мэгги закончила и отступила. Бетти сидела, опираясь на подушку, укрытая одеялом до пупка. Выглядела она смущенно. Ну да, здесь носят платье под горлышко и подолы до земли. Оголиться перед чужим мужчиной – срам. Но я врач. Типа… Я разглядел девичью грудь капельками и мелкие конопушки на плечах. Ребенок…

Шагнув ближе, я приложил ухо к груди девушки. Стетоскопа у меня нет – не оказалось в коробках. Да и зачем он? Самому себя слушать?

— Дышите, черра!

Она подчинилась. Так, хрипов нет.

— Повернитесь ко мне спиной!

И на спине у нее конопушки. Забавно.

— Дышите! Все. Можно одеваться.

Пока Мэгги хлопотала, я достал пузырек – специально пересыпал в него пилюли из блистеров – и вытряхнул на ладонь парочку.

— Держите!

Мэгги подставила руку.

— Одну принять сейчас, запив водой. Вторую – завтра утром. В остальном – обильное питье и покой. К вечеру больной станет лучше, но пусть лежит. Завтра можно вставать. Пилюли выпить обязательно. Все.

Я поклонился и, сунув пузырек в сумку, вышел. В коридоре меня перехватил Лэнс.

— Съёрд просил зайти.

Я вздохнул и отправился с ним. Оливер встретил меня в постели. Он лежал и, облокотившись на подушку, что-то черкал в толстой книге. Увидев нас, отложил ее в сторону.

— Как Бетти? — спросил с ходу.

— Поправится. Я дал ей лекарство. У нее простуда, вызванная воспалением горла. Даже странно: в жару…

— Выпила ледяной воды, — вздохнул съёрд. — Предупреждал я Мэгги. Не смогла отказать. Теперь пусть ухаживает!

"Вот оно что!" – подумал я.

— Поскольку я здесь, то следует осмотреть и вас, съёрд!

Оливер кивнул. Лэнс стащил с него рубашку. Я размотал повязку. Неплохо. Края раны срослись, сама она не воспалена. На повязке крохотное пятнышко сукровицы. Пожалуй, можно снимать швы. Когда я их накладывал? Неделя прошла. Быстро летит время.

Достав мультитул, я ножничками перерезал нитки. После чего выдернул их щипчиками. Съёрд даже не поморщился – умеет терпеть.

— Интересный у вас инструмент! — сказал он, глянув на мультитул.

Я невольно отметил это "вас". В языке Алитании разница в обращении есть. "Вы" говорят дворянам, а те обращаются к простолюдинам на "ты". Это что, меня зауважали?

— В моей стране таких инструментов много.

Я сунул Оливеру мультитул и полез в сумку. Пока он разглядывал, достал пластырь и прилепил его подушечкой на рану.

— Повязка более не нужна. Пластырь можно снять через пару дней.

— Благодарю вас, мастер!

Он вернул мне мультитул и вытащил из-под подушки кошелек. Я заложил руки за спину.

— Не нужно!

— Почему? — удивился он.

— Не за что.

— В первый раз вижу доктора, который отказывается от платы! — хмыкнул Оливер.

— Я не доктор. Так, немножко лечу.

— Вы странный человек, мастер, — сказал он, пряча кошелек. — Присядьте!

Повинуясь знаку съёрда, Лэнс подтащил стул, после чего вышел. Я опустился на сиденье.

— Вы дважды спасли мне жизнь, — продолжил Оливер. — В первый раз – на дороге, во второй – сделав операцию. То же и с Бетти. Почему вы не хотите взять деньги?

— Не нуждаюсь, черр!

Он поднял бровь. Я прикусил язык. Черт! Проговорился. Откуда у оружейника, который недавно в городе, много денег?

— Я исполнил большой заказ, черр. Мне причитается солидное вознаграждение. Но я буду благодарен вам, съёрд, если посодействуете в другом.

— В чем? — заинтересовался Оливер.

— Я живу в чужом доме. Меня поселил в нем мастер Зак. Дом принадлежит мастеру Клаусу, вернее, принадлежал. Говорят, что Клаус уехал в Глен, но я сомневаюсь, что это так. Есть основания полагать, что он погиб. В последний раз мастера видели на пути к месту высадки мятежников. Думаю, он попал им в руки и был убит. Если человек мертв, суд берет под опеку его имущество. До появления наследников судья вправе распоряжаться наследством. Например, сдать в аренду, назначив соответствующую плату.

— Хм! — сказал Оливер. — Вы хорошо формулируете. Учились праву?

— Немного.

Он усмехнулся.

— Откуда знаете указ о наследстве?

— От мастера Клауса остались книги.

— И вы их прочли? Похвально. Мне доложили: у вас был спор с тросканцами. Расскажите!

Я подчинился.

— Блестяще! — заключил Оливер, когда я умолк. — Особенно фраза: "Вы утверждаете, что подпись вдовы значит больше, чем подпись короля?" После таких слов остается сдаться на милость победителя. Вы необычный человек, Айвен. С крошечным ножиком бросаетесь на четырех солдат и одерживаете верх. Делаете операции, каких не знают наши врачи. Боу говорил, что не видел подобных, и я ему верю. Наконец, вы побеждаете в споре прожженного ростовщика. Сколько вам лет, Айвен?

— Много, черр. В два раза больше, чем вашей дочери.

— Тридцать восемь?

— Черре – девятнадцать? — удивился я.

— Зимой исполнилось, — кивнул он. — Понимаю ваше удивление. Бетти маленькая и худенькая – вся в мать. — Взор его на миг затуманился. — Но она совершеннолетняя.

Никогда бы не подумал! Впрочем, они тут все мелкие. Взять Тибби…

— Думаю, вы лукавите, — сказал Оливер. — Вам нет и тридцати. Подведем итог. Умелый воин, оружейник, доктор, законник – и все это один человек. В вашей стране много таких людей, Айвен?

— Нет, черр!

— Слава Спасителю! — улыбнулся он. — Не то я бы испугался. Мне за пятьдесят, но я не знаю половины из того, что вы умеете. Я выполню вашу просьбу, Айвен. Сколько вы намерены жить в городе?

— Месяц другой.

— А потом?

— Уеду.

— Почему?

— Здесь мало заказов.

— Там, где их много, хватает мастеров.

— Я делаю то, чего они не умеют.

— Возможно, — улыбнулся Оливер. — Но я хотел бы посмотреть. Покажете?

— Как пожелаете! — заверил я.

— После того как поправлюсь! — кивнул он. — А сейчас оставьте меня, мастер. Слабость…

Слабым съёрд, откровенно говоря, не выглядел, но я не стал спорить – поклонился и вышел. Лэнс встретил меня в коридоре. В этот раз лошади нас ждали. Дорогой я размышлял над словами Оливера. Чего ему нужно? Что-то подозревает? Пусть. Лишь бы с мастерской помог. Зак меня выкинет – можно не сомневаться. Отдельный дом в Иорвике снять трудно – я узнавал. Снимать комнату и жить в тесноте – засветить протезы. Они из углепластика. Такого материала здесь нет и появится не скоро. Протезы сочтут творением дьявола. На костер не пошлют – здесь это не принято, но засадить в подвал могут запросто. Нам это надо?

Через день после разговора с Оливером в мастерскую заглянул уже знакомый мне судебный пристав.