Павел Боровец - Невеста для коменданта [СИ]

— Девушка и двое рыбаков? — недоуменно спросил кормчий, приходя в себя. — Да, они здесь были. Я кричал им, звал, предупреждал, грозил, но они как будто не слышали меня! Всех их поглотило проклятое судно! Сначала были рыбаки: они долго крутились вокруг баркаса, а затем, по парусу, забрались на него. Я хотел остановить их, но что-то сдерживало меня, не подпуская близко к кораблю! А сегодня утром мимо меня проскользнула хрупкая фигурка девушки. Еще были сумерки, да и видел я ее лишь миг, но все же разглядел странное выражение лица. Мне даже показалось, что это маска!

— И больше ты их не видел?

— Нет, — Сигер мотнул головой. — Ни единого звука не раздалось с баркаса за все время. Ни единого звука!

— А ты здесь давно находишься? — снова спросил Тэрон.

— Я очнулся, когда баркас уже был на скалах. Странно, но вся команда лежала на палубе, все мертвые, кроме меня одного. Я помню какие огромные волны накатывали на нас во время шторма, однако никого не смыло за борт! Даже океан отказался принять мертвецов к себе. Это черное колдовство!

Кормчий дрожал. Липкий, холодный страх пронзал его душу, убивая в нем человеческое начало, шаг за шагом сталкивая в бездну безумия.

— Я сидел на палубе, еще не придя в себя, когда услышал тихий зов, доносящийся из недр баркаса. Но не ушами я слышал его, он раздавался в моей голове! Кто-то властно призывал меня, кто-то сильный и беспощадный. В ужасе я схватил парус, перекинул его за борт и спустился на землю. А затем бежал, бежал, пока проклятый голос не стих. Силы оставили меня и я упал прямо в снег. Не знаю сколько я так провалялся, но голод заставил встать и вернутся к побережью. Я ловил в ледяной воде рыбу руками и ел ее сырой. Целых три дня мне пришлось так прожить, как дикому зверю, питаясь чем попало и ночуя под открытым небом.

— Почему же ты не ушел отсюда? — подал голос Врил.

— Куда? — глаза кормчего горели от отчаяния. — Куда мне было идти? Мне казалось, что вокруг пустынные земли, где кроме льдов и ветров больше ничего нет.

— А как же рыбаки и девушка? — не унимался недоверчивый Врил.

— Сказать честно, я считал их плодом своего воображения, — признался Сигер. — Думал, что у меня галлюцинации.

— Ладно, это мы поняли. Скажи-ка нам лучше о каком зле ты говорил? — переменил тему разговора фарсунианец. Ему не нравилось недоверие Врила к словам кормчего. — Почему ты утверждаешь, что какие-то непонятные силы захватили корабль?

— Ничем другим больше нельзя объяснить вещи, что происходили на судне. — Сигер развел руками. — Как только мы подняли ту проклятую статую из морских глубин, сразу же поток бед обрушился на нас.

— Статую? Какую статую? — заинтересованно протянул Тэрон. — Расскажи поподробнее.

— Хорошо, — покорно кивнул кормчий. — Каждую весну наш баркас отправлялся к южным берегам Грейтунгиды. Там очень большое количество рыбы, просто неисчислимые запасы. Грейтунги плохие рыбаки, чего не скажешь об их кровожадности и ярости. Однако нам это было только на руку. Немногие талузийские корабли промышляли близ Грейтунгиды — это рискованное и в то же время очень прибыльное занятие. Наш капитан Руфарус был смелым человеком, поэтому не раз корабли грейтунгов преследовали нас, но баркасу всегда удавалось улизнуть. Хотя все знали, как поступают с пленниками варвары. Например, когда они настигли шхуну Цальхаса, то вырезали всю команду и сожгли судно.

— Мы знаем каковы эти мерзкие ублюдки! — Врил указал на свое изувеченное ухо. — Мне и Хонебу приходилось сражаться с ними.

Хонебу кивнул и оскалился, взмахнув топором так, будто отсек невидимому противнику голову. Сигер безразлично поглядел на побратимов и продолжил:

— Как-то, мы подошли близко к берегу варваров. Это был большой залив, на входе которого возвышались мрачные черные скалы. Они словно сторожили залив, защищая его от волн. Поэтому вода в нем была необычайно спокойной и оттого кристально прозрачной. Да и глубина достигала максимум локтей пятьдесят. Так что все дно залива лежало перед нашими глазами, как на ладони. И самым удивительным было то, что там внизу раскинулся огромный город!

Врил и Хонебу удивленно вскинули брови, делая руками восхищенные знаки. Тэрон понимающе закивал головой, так как несколько историй о подобных местах он уже слышал ранее.

— Да, да! — утвердительно качнулся Сигер. — Это был величественный и прекрасный город, но мертвый, абсолютно мертвый. Все мы, простые рыбаки, залюбовались зрелищем. Там, в спокойных зеленых глубинах, возвышались храмы с витыми колоннами, дворцы невероятных размеров, дома попроще, площади, арки и еще много чего другого. Это было завораживающее и очень печальное зрелище. Многие здания лежали разрушенные, черные трещины покрывали дороги и постройки, морские растения вовсю разрастались вокруг, скрывая под собой сооружения. Мы поняли, что какая-то катастрофа уничтожила город, уничтожила внезапно и безжалостно. Мне казалось, что я видел кости, белеющие на дне, но так и не понял, привиделось ли это или было на самом деле.

Долго наш баркас скользил по заливу. Мы обследовали почти весь город, не переставая удивляться увиденному, когда натолкнулись на статую. Это была фигура с протянутой в призыве рукой, стоящая на постаменте внутри огромного храма, крыша которого полностью провалилась. Вся команда застыла от неожиданности. Многим показалось, что изваяние пошевелилось, но, скорее всего, это было просто искажение из-за колебания воды. Руфарус приказал поднять статую на борт. Он сказал, что она очень ценная и за нее можно выручить хорошие деньги в Талузии. Я не стал спорить с ним, хотя нехорошее предчувствие охватило меня, а команда с воодушевлением принялась за дело, уже прикидывая свою долю от выручки. Закинув длинные веревки с крючьями, мы довольно быстро зацепили статую и подняли на поверхность. Когда изваяние оказалось на борту — могу поклясться! — запахло могильной сыростью. Не один я почувствовал подобное, потому что и остальные моряки подавленно притихли, разглядывая находку. Статуя оказалась изваянием женщины вполне человеческих размеров, укутанная в балахон с головы до пят, и сотворенная из редкого черного мрамора. У нее было прекрасное утонченное лицо, но в то же время что-то отталкивающе порочное таилось в нем. Поражала неестественная реалистичность статуи — каждая ресничка и морщинка отчетливо выделялась на камне. Будто женщина просто окаменела, сменив горячую плоть на холодный безжизненный мрамор. У мастера, создавшего изваяние, были поистине золотые руки…

Чем больше говорил Сигер, тем отчетливее складывались отдельные моменты в голове фарсунианца в единое целое. Он уже вполне ясно представлял себе картину происшедшего. Лишь несколько деталей остались невыясненными.