Анна Бруша - Иди к черту, ведьма!

Конечно, все оказалось не так страшно. Глядя на картины, Варфоломей пришел к выводу, что люди проявляли большую изобретательность в одежде. Также черт искренне порадовался, что попал в весьма удобный и практичный век. Даже фрак, который ему пришлось примерить для похода в оперу, на фоне волнистых воротников и «колготок» выглядел вполне ничего.

Некоторые модные веяния Варфоломей находил странными и необъяснимыми с позиций чертовой логики. Проходя мимо череды портретов, он развлекался тем, что представлял вместо людей… чертей. А ведь Амадей довольно давно топчет эту землю! Значит, ему волей-неволей пришлось примерить «некоторые луки».

Варфоломей вообразил нескольких знакомых чертей в мантиях, шелках и бархате, с надменным выражением выставивших рога. Зрелище получилось исключительным. Поэтому по дворцу он ходил со сдержанной улыбкой, что придавало его лицу одухотворенное выражение. Со стороны казалось, что этот турист проникся искусством на все двести процентов.

К счастью, Ева не стала пытаться объять необъятное и обходить весь Дворец дожей. Она уже побывала здесь с Маринкой, пронесшейся метеором по всем залам. Теперь Ева смотрела избирательно. Спокойно. Это было весьма мудро, потому что «хождение до тошноты» убивает тягу к прекрасному. Да и желание посещать музеи в дальнейшем губит на корню. Так что Варфоломею повезло. Его первый опыт оказался весьма успешным.

Теперь Ева шла рядом с Варфоломеем, стараясь разобраться в своих ощущениях. Оба молчали, и тишина была на удивление комфортной и приятной.

Ева украдкой посмотрела на Варфоломея и натолкнулась на такой же изучающий взгляд. Оба внезапно уподобились охотникам, которые скрытно наблюдают и подмечают повадки намеченной дичи.

Варфоломей тут же сделал глоток из бумажного стаканчика. Горло вздрогнуло, пропуская горячий кофе. Ева машинально сглотнула.

— Хочешь? — спросил черт.

— Хочу.

Она сама удивилась тому, как прозвучал голос. В одном коротком слове крылся соблазн.

Варфоломей поднес к ее лицу стаканчик, чуть наклонил, а она обхватила пальцами его запястье. Ева сделала глоток и совершенно не почувствовала вкуса, зато губы начали гореть, словно от поцелуев.

Ева испытывала совершенно особый голод, не имеющий отношения к гастрономии. Хотелось насытиться любовью, и это было превыше нее.

— У тебя тут… — Варфоломей показал на свою верхнюю губу, — пенка…

Ева провела рукой.

— Все?

— Нет, сейчас…

Он коснулся ее щеки, потом обвел контур губ большим пальцем. Это было очень интимное прикосновение, в котором скрывалось обещание будущих ласк Ева даже ненадолго задержала дыхание.

— Вот теперь все, — сказал Варфоломей.

Еще вчера Ева с уверенностью сказала бы, что не верит в возможность такого стремительного притяжения. Ее отношения никогда не начинались со страсти. Тем более со столь откровенной. Скорее — с легкого интереса или приязни. Отношения развивались медленно и поступательно, а постель всегда становилась неким логичным шагом. Необходимым элементом конструктора под названием «роман». В этой идеальной схеме не было места спонтанности и порыву.

Сейчас же у нее даже немного кружилась голова. Ее буквально раздирали противоречия. Желания были совершенно однозначны. Но… Разве можно начинать курортный роман с соседом? Это же полный абсурд! И дался же ей тот факт, что Варфоломей жил с ней в одном подъезде?

«А если мы потом столкнемся в Москве… А это обязательно произойдет… Могут ли отношения начинаться с постели… Пятьдесят доводов за и пятьдесят доводов против… А если он подумает обо мне, что я… Можно ли идти на поводу у своих желаний? Что ты вообще о нем знаешь?..»

Слишком много мыслей. Слишком много эмоций. И ни одного однозначно правильного ответа.

Варфоломей прекрасно чувствовал состояние Евы, а главное — ее желание. Он не умел читать мысли, поэтому не понимал причин столь ожесточенной внутренней борьбы. Демоницы лишены сомнений и терзаний. Они всегда знают, чего хотят, а терзать предпочитают кого-нибудь другого.

Варфоломей аккуратно, но уверенно взял Еву за руку. На нужном повороте они ускорили шаг, повернув в сторону Евиного отеля.

От Варфоломея исходила опасная притягательная сила, которой было невозможно противостоять. Для Евы он стал искушением, а самый разумный способ побороть искушение, как известно, поддаться ему. Вот почему, когда они оказались под вывеской с плохо нарисованной голубкой, Ева сказала:

— Не хочешь кофе? У меня…

— Нет, — ответил Варфоломей, — кофе никто из нас не хочет.

На ресепшене никого не было.

Они чинно и неторопливо поднялись по лестнице. Ева открыла дверь и практически сразу же оказалась в крепких объятиях Варфоломея. Их губы соприкоснулись. Ева закрыла глаза, и…

— А вот и я! Ева, Рим был… прекрасен! Ой, я помешала?

Маринка с шумом ворвалась в номер, к счастью, без своего Анжело. Она остановилась, сканируя обстановку. Вне всякого сомнения, Маринка успела поймать момент, когда Ева и Варфоломей отшатнулись друг от друга. Появись она немного позже…

— Мне пора, — сказал Варфоломей.

— Да, наверное. Увидимся.

Под пристальным взглядом Маринки Ева и Варфоломей почему-то пожали друг другу руки. Он держал ее ладонь чуть дольше, чем нужно, словно хотел взять и увести Еву с собой.

Варфоломей обошел Маринку и покинул номер. Хвост недовольно метнулся в сторону, но, к счастью, не попал в дверной косяк, иначе черту стало бы еще более неприятно.

— Одобряю, — сообщила Маринка, когда шаги на лестнице стихли.

Она достала смартфон и посмотрела на часы.

— Надо начинать собираться.

Ева непонимающе посмотрела на подругу.

— Ты что, забыла, что мы завтра уезжаем?

— Совершенно. Мне нужно…

Она почти выбежала из номера, но в лобби Варфоломея не оказалась. Ева вышла на улицу и опешила: все снова заволокло туманом.

— Какие-то чертовы унесенные ветром, — пробормотала она. — Но что делать? Подумаю об этом завтра.

И тут Ева поняла, что у нее опять не осталось телефона Варфоломея.

На следующий день после расставания с Евой Варфоломей проснулся, посмотрел в окно и сразу почувствовал, что мир изменился. Нет, вид за окном не имел к этому ощущению никакого отношения. Там все так же стояли венецианские особнячки, светилось небо такой же невероятной голубизны, а море все так же плескалось и разбегалось стремительными волнами, когда по его глади скользили вапоретто.

Варфоломей натолкнулся на удивленные взгляды туристок, которые стремительно пронеслись на катерочке, и вспомнил, что лучше все-таки одеться. Натягивая штаны, черт ощущал пустоту и некоторую незавершенность. Проще говоря, он был в растрепанных чувствах.