Алекс Рауд - Сердце мира

Вот она - проклятая правда жизни.

Таш стиснул зубы. Пора вставать и ползти отсюда, пока на набережную не сбежался народ. Звуки сражения должен был слышать весь квартал, чудо, что никто еще не примчался и не позвал стражу. Нужно только забрать хозяина. Как бы Таш к нему ни относился, он не заслужил участи гнить на улице. Лаана не заслужила такой участи - знать, что тело ее мужа бросили в подобном месте.

Признаваться себе в чувстве вины перед эс-Мирдами не хотелось, но и окончательно задавить шепот совести не получалось. В конце концов, если бы Таш остановил Ксалтэра или не соврал насчет него, господина бы не убили. Как после этого смотреть Лаане в глаза? Она же любила мужа - Таш помнил, как ласково супруги обнимались в поместье графа, думая, что их никто не видит.

Он выполнит это последнее обязательство перед эс-Мирдами, а потом уйдет. В Шердаар, как можно дальше от всего этого, и в том числе бывших хозяев. К настоящей свободе.

***

Так Таш считал ровно до того момента, пока не вернулся в дом и не услышал, что оттуда совсем недавно ушли стражники. И приходили они совсем не за шердом.

За Лааной.

23. Преступница

Все дни, проведенные в загородном поместье, Лаана не могла найти себе места.

Тут было неимоверно скучно. Родители Лердана жили на самом краю долины - часть виноградников расползлась по склону горы. Обычно никто не выращивал виноград в таких местах, но свекор пытался вывести виноград, который не будет превращаться в пепел в пламени вихрей. И конечно, растить его следовало там, где пожары случались чаще, то есть на самой границе гор и долины Нэндими.

Лаану водили по виноградникам, показывали длинные ряды шпалер, обвитых лозой, и заставляли пробовать разные плоды. Найди, дескать, отличия и оцени вкус. У старшего эс-Мирда горели глаза, а Лаана выдавливала из себя улыбку и источала похвалы, силясь не морщиться от вяжущих и кислых ягод. Работы по "селекции", как называл это свекор, было еще навалом. Очень хотелось высказаться о том, сколько денег уже вбухано в пробы при отсутствующем результате, но Лаана сдерживалась.

Почти все вино, произведенное в винодельне эс-Мирдов, они выпивали сами. На продажу шло совсем немного. Это давало даже не десятую часть доходов, а гораздо, гораздо меньше. Зато родители Лердана жили вдалеке от молодых супругов и не лезли в их дела. Лаана хорошо помнила первые полтора года в Тамин-Арване, когда свекор и свекровь считали святым долгом научить новую родственницу жизни и не давали ей покоя. Когда они наконец съехали, решив, что молодым пора самим устраивать собственную судьбу, Лаана вздохнула свободно.

Она до сих пор вздрагивала при мыслях о том, как навязчиво пыталась помочь невестке свекровь после смерти Сарта. "Помощь" состояла в сплошных нравоучениях, что с потерей ребенка справляться можно и нужно. И чем скорее, тем лучше. Ведь жизнь вокруг такая интересная! Можно вышивать, играть на музыкальных инструментах, декламировать стихи мужу... В крайнем случае, другим почтенным дамам.

Правда, у нее не очень получалось самой следовать своим же советам. Лаана немного помнила, какой эта женщина была до того, как у Эртанда нашли магический дар. Хватало и рассказов других людей, чтобы понять, что мать Лердана после этого увяла, стала блеклым подобием себя. Она сидела в четырех стенах, музицировала, изредка приглашала в гости соседок-аристократок или, еще реже, ездила к ним. Единственное, что свекровь делала с удовольствием, это пересказывала уже месяц как протухшие слухи. Или увлекательнейшие новости о том, что кто-то там из дам в ближайших поместьях купил зеленое платье с вот такой оторочкой, которая описывалась в мельчайших подробностях, а еще кто-то забеременел.

Последнее сообщалось с нажимом и особой интонацией. Лаану это доводило до тошноты, которая, естественно, истолковывалась в неверном ключе. Поэтому как только она услышала о смерти эс-Наста и десятках казней в Тамин-Арване, то сразу засобиралась домой.

Родственники отпускать ее не хотели. Как же - завтра большой праздник, Лердан сам приедет в загородное поместье. Куда торопиться? Пришлось сказать, что она боится за мужа и за торговлю, которая обязательно нарушится, если опять начнутся беспорядки. Однако не меньше Лаану волновало и другое, о чем она предпочла молчать.

Хинтас не посвящал ее в подробности готовящегося переворота, но если эс-Наст мертв, значит, все началось. Барону наверняка понадобится помощь. После того как Забвение ничего не смог сказать насчет хранителей, Лаана чувствовала себя виноватой перед союзником. Это же она оттягивала решение до последнего. Если бы раньше выяснилось, что память татуированного раба возвращается так медленно, а к хранителям он не имеет никакого отношения, еще можно было бы попытаться найти другие ниточки связей. Заниматься этим за несколько дней до Ильтирева, когда Хинтас готовился ударить по позициям графа, было уже поздно, а находясь в центре событий, она хоть как-то могла загладить свою вину.

Лаана не сомневалась, что барон победит. Он достаточно умен, чтобы уничтожить улики против себя, и заставил высоко оценить себя не только общественность Тамин-Арвана, но и короля Эгдара. К тому же на его стороне был Глас Города, а за этим баламутом - вся городская беднота. Да как вообще при таких условиях можно проиграть?

Поэтому в Тамин-Арван утром перед Ильтиревом Лаана ехала со спокойной душой. Единственное, что ее беспокоило, это странная погода. После вчерашней бури, во время которой подтопило очередной участок посадок экспериментального винограда (а свекор клялся, что это никак невозможно), солнце так и не появилось. Небо было затянуто сумрачной сероватой дымкой, но духота стояла такая, что хоть чай в ней заваривай. Как будто и не осень вовсе, а все еще середина лета. На проселочной дороге стояла тишина, только пели птицы да иногда в виноградниках по обочинам раздавались переклички рабов. Казалось, вот-вот грянет гроза.

Отодвинув занавески, шердка смотрела в окно и лениво обмахивалась веером. Настроение было хорошим и сонным. Хотелось коловника и вина. Лаана считала мгновения до того момента, когда получится добраться до дома и наконец-то отдохнуть от назойливого жужжания родственников. И можно будет есть, что она привыкла, а не то, что, по мнению свекрови, "правильное и здоровое для молодой женщины и будущей матери".

- Может быть, вы изволите почитать книжку? - спросила сидящая напротив Нади.

Служанка тоже маялась от безделья. В родительском поместье слуг хватало с лихвой, но приличия требовали, чтобы Лаана привезла с собой не меньше определенного количества человек. Из них занятия находились только для Нади, да и тех оказывалось немного. Лаане редко позволяли делать хоть что-то, кроме как валяться в тени внутреннего двора за рукоделием или прогуливаться по винограднику. Она же гостья! Жаль, никто не подумал, что от такого гощения легко сойти с ума.