Ирина Цыганок - Печать смерти

Боль прошла так же внезапно, как появилась. Осталось лишь легкое покалывание, похожее на то, что возникает, если в неудобном положении отсидишь ногу. Я разогнулся, но не торопился продолжить бег. Следовало осмотреться и сориентироваться. Крыши двухэтажных зданий нависали, почти закрыв собой ночное небо; мрачная колоннада разнокалиберных труб торчала над ними, почему-то наводя на мысль о каменных обелисках на кладбище. Должно быть, виной тому мое похоронное настроение. Ни одного знакомого ориентира вроде Часовой башни, дворца или форта в пределах видимости. Я направился дальше по извилистому переулку, все так же находя дорогу среди сваленного здесь барахла. Впереди забрезжил просвет, проулок влился в более широкую улицу. Не избалованная светом фонарей, она тянулась куда-то параллельно морю. Сориентировавшись по огню маяка на сторожевой башне форта, я наконец разобрался, куда завела меня кривая дорожка. Старый город остался в стороне, я очутился в непосредственно примыкающих к недавно оставленному мною злачному району Лоскутных кварталах.

Не всякий город может похвастаться такой достопримечательностью: трущобы есть везде, а вот попасть в район, официально заселенный профессиональными нищими, «калеками» и теми, кто зарабатывает на жизнь мелким воровством, можно только в Каннингарде! Дома вокруг стояли хоть и старые, но вполне обыкновенные, и в более богатых частях города встречаются постройки куда обшарпаннее. Его Светлость Ги-Васко мог испытывать законную гордость – в нашем герцогстве даже нищие были достаточно богаты, чтобы владеть приличной недвижимостью.

Ночная экскурсия мало что рассказала мне о квартале, куда забредать раньше мне не доводилось. Как я уже говорил, дома здесь стояли самые обычные, двух-трехэтажные, большинство были сложены из камня; у некоторых, как в борделе, где мне сегодня довелось побывать, имелись деревянные надстройки – явно более новые, чем нижние этажи. Ставни были повсюду закрыты, но буквально в трех домах от того места, где я вынырнул из проулка, на мостовую падал пучок света от раскачивающегося на железном крюке фонаря. К этому же крюку крепилась жестяная вывеска. «Тощий повар» – сумел прочитать я, когда вплотную приблизился к зданию. Ниже приклепан еще один кусок жести, на котором не слишком ровно выведено: «У нас не едят, у нас пьют».

Я толкнул дверь, створка с облупившейся краской открылась с тихим скрипом. Вход вел прямиком в обеденный зал. Очаг за стойкой напротив двери закоптил полстены, совершенно непонятно, как стоящий рядом коротышка еще не свалился с ног в этом угаре. Темные столы, человек на восемь каждый, жались к стенкам. Посреди зала три квадратных, рассохшихся деревянных столба подпирали потолок, расчерченный на шесть прямоугольников такими же древними балками. У стойки, сдвинутые в одну сторону, пустовали три высоких табурета. А вообще в трактире, несмотря на ночное время, хватало посетителей. За столом ближе к стойке заседала компания из пяти человек: потные, разгоряченные лица, распахнутые на груди рубахи, живописные лохмотья брошены на лавку рядом. Вероятно, я угодил на дружескую пирушку мнимых нищих. Мое появление в дверях вызвало перерыв в их оживленной беседе. Трое, что сидели лицом к входу, недружелюбно уставились на меня. Спины двух их товарищей напряженно выпрямились, но оборачиваться на вновь прибывшего они не стали. В противоположном углу, привалившись спиной к стене и обняв руками прижатый к груди костыль, спал седобородый старик. Длинные усы смешно трепыхались от дыхания. За тем же столом, навалясь на столешницу грудью, шушукались две девицы – судя по наряду, коллеги Френи, только постарше и менее удачливые. Женщины оглядели меня с профессиональной заинтересованностью. Была еще одна, самая многочисленная группа, в основном мужчины, не считая ночной подружки, восседавшей на коленях одного из них. У этих вовсю шла гулянка, так что они едва ли заметили, что в трактире прибавился посетитель. Пьяный мужик во главе стола – то ли виновник торжества, то ли признанный заводила – как раз произносил «речь», пошатываясь на нетвердых ногах. Энергичные взмахи зажатой в руке кружкой призваны были помочь заплетающемуся языку. Под пристальным взором «нищих» я прошел к стойке. Косящийся в сторону их компании толстячок-трактирщик тут же подскочил ко мне:

– Чего желаете?

Я внимательнее окинул взглядом пространство за стойкой. Несмотря на вывешенное предупреждение, здесь все же кормили. На вертеле над огнем жарился кролик, рядом булькала в котелке какая-то каша. (Кстати, повар, если это был он, тоже худобой не страдал.)

– Мяса и что еще найдется горячего, поужинать, – кивнув на кролика, попросил я. С самого утра у меня крошки во рту не было, к тому же я успел основательно продрогнуть во время скитаний по городу.

Трактирщик еще раз встревоженно стрельнул глазами за мою спину и принялся орудовать рогатиной в очаге, намереваясь извлечь жаркое. Я медленно обернулся, демонстративно по очереди разглядывая пятерых крепких мужчин, явно уделявших мне повышенное внимание. Ярость, накатившая на меня в подворотне, успела прогореть, оставив в душе унылое пепелище, пустоту спешно заполняли собой тоска и безысходность. Вернулось ощущение болезненно натянутых струн внутри, и я был не прочь сменить его на вытесняющий все чувства гнев. Эти пятеро выглядели серьезными парнями, наверняка у них и кастеты найдутся. Что касается ножей, то несколько кухонных просто лежали на столе. Я же лишился своего единственного оружия, но не сомневался, что сумею и голыми руками своротить скулы, а то и шеи двум-трем «побирушкам». А если после этого получу восемь дюймов стали под ребра, что ж, может, это и есть ответ на мои молитвы? Видимо, ход моих мыслей отразился во взгляде, поскольку сверлившие меня глазами «нищие» отвернулись и сделали вид, будто полностью поглощены выпивкой. Я еще немного подождал, но парни прочно утратили ко мне интерес.

– Ваш ужин, господин. Будете есть здесь или отнести на какой-нибудь стол? – Трактирщик стоял за стойкой с подносом, уставленным мисками с кашей, овощным рагу и добрым куском жаркого. Поразмыслив, я отправился к одному из свободных столиков, стоявшему слева от двери, подальше от шумного сборища, нищих и любвеобильных девиц. Толстячок передал поднос не замеченному мною ранее слуге, и тот засеменил сзади.

Странно, но аппетит, появившийся было при виде жарящегося кролика, куда-то пропал. Я медленно жевал жесткое пережаренное мясо, мысли вернулись к собственной незавидной участи. Визит в бордель ясно показал мою неспособность «насладиться жизнью напоследок». Утехи вроде жарких объятий шлюхи меня не прельщали. Единственная женщина, которой я желал обладать, стала недоступной. Не хочу, чтобы ее постигла участь безутешной вдовы. А так погрустит немного после моего внезапного исчезновения, а потом найдет нового парня, выйдет замуж, нарожает детей, будет счастлива! Осознавать, что моя невеста может быть счастлива с другим, было горько. Но это полезная горечь – она не излечивает от реальности, но помогает смириться с ней.