Сергей Васильев - Обруч [СИ]

— Ах, вот как… — Таля не знала что сказать. Она закусила губу, прищурилась и сказала злобно, — не выйдет больше у тебя это… ссстирание.

Наставник глянул ей в глаза и сказал с нажимом:

— Сними.

— Ты про что? Про обруч этот?

— Про него, — наставник повысил голос, чего Таля за всю жизнь свою не помнила. — Или наставление забыла?!

— А не указ ты мне! — возразила Таля.

— Сними, погибнешь. Всё помнить будешь — и зло, и горе. Не вернешь деньки, состаришься…

— Уж так лучше, чем как сейчас! — Талин голос дрожал от гнева. — Ты ж мою жизнь порушил! Да и не только мою! Все, как куклы соломенные по твоей указке живут! Ты жизни нас лишил! Что горе? Пройдет оно. А счастье? Счастье где? Ан, нет его. Пойми ты — нет счастья без горя, нет света без тьмы, а есть лишь сумерки серые.

Наставник поднялся, и Таля запрокинула голову, чтобы смотреть ему в лицо.

Он смотрел на нее сверху вниз, с таким выражением, словно изучал какое-то мелкое назойливое насекомое перед тем, как раздавить его. Это было не ненависть, не злоба, просто глубокое равнодушие, которое было дико видеть на таком прекрасном лице…

Девушка вскрикнула, отступила на шаг, потом качнулась вперед и с силой толкнула наставника. Он потерял равновесие, споткнулся и повалился на свое кресло, сползая с него прямо к талиным ногам. Таля отпрыгнула в сторону, словно ей по ногам холодной водой плеснули, стараясь не задеть даже края одежды наставника. На миг он показался ей громадным черным жуком с вывернутой наружу пастью, мерзкими щетинками, когтистыми членистыми лапами и огромными клешнями.

Морок ушел, но чувство омерзения осталось. Руки зачесались, хотелось тереть и мыть их едким щелоком. Или в баню отправиться — исхлестаться веником, отойти в парной и остывать в предбаннике, ни о чем не думая, ничего не помня…

Наставник лежал не шевелясь, и Таля, как ни противно было, подошла и наклонилась к нему. Уж не убила ли? Да что ему сделается? Ну, упал. Да кто ж не падал-то? И ладно, коли убила, — что ж они с людьми-то творят? Везде наставники эти. Весь род людской по их указке живет. Народ поднимать надо. Вместе — справимся. Пусть плохая жизнь будет, да своя. Только одной не сделать ничего.

Таля крепко зажмурилась, выгоняя слезинки из глаз, чтоб не разреветься, себя жалеючи. Кто бы сил дал? К Митричу идти надо — он жизнь знает.

Кое-как Таля укуталась, дверь в дом наставника прикрыла и побежала, оскальзываясь, к кузнице. Митрич там был — ковал что-то. Увидел Талю в распахнутом шушуне, со сбившимся платком; увидел обруч золотой на ее голове — сразу работу бросил, дверь за ней на засов запер.

— Где взяла? — сказал, морщась.

— Нашла, — ответила Таля.

— Худо.

— Я еще наставника толкнула. Он упал и не движется совсем. Мертвый как будто, — зачастила девушка. — Делать-то что теперь? Они жуткие совсем — он рассказал. Боюсь их.

— Совсем худо. В лес идти надо. Там тоже люди живут.

— Проводишь? — Таля как можно жалостливее посмотрела на кузнеца.

— Эх, деваха! Думаешь, первая ты? Да уж многим наставники поперек горла стоят — житья нет. И силы собираем, и ждем того дня, когда лучше ударить по ним, чтоб промашки не вышло. Поспешила ты.

— Ми-и-и-три-и-ич… — Таля готова была разреветься. Очень уж не по себе ей стало.

— Не реви. Огонь затушу, и пойдем.

Кузнец провел ладонью по лицу, и Таля углядела у него под волосами железный обруч, охватывающий голову.

Наставление третье. Только там, где наставники, есть жизнь. Без них не может человек прожить. Ни хорошо, ни плохо. Никак.

Напряженно, до дрожи во всем теле, Таля ждала. Наставник шел медленно, уверенным шагом, неторопливо посматривая взглядом рачительного хозяина — где что стоит, не нужно ли сил приложить, чтоб поправить, подрезать сломанную ветку, убрать сгнивший ствол, сухие сучья. Заметит петлю — всё прахом пойдет. Хоть и прятала в траве, да поникла она и пожелтела — такая сушь стоит. Лишь бы от земли наставника оторвать, а там легко справиться — не в первый раз ловушку ставит.

Сейчас дойдет. Ступит…

Шаг. Другой…