Эдвард Дансейни - Дочь короля Эльфландии

Алверик спросил ведьму, что делает она тут с метлой, на вересковой пустоши, в преддверии ночи.

— Подметаю мир, — отозвалась ведьма.

И подивился Алверик, гадая, что за негодный сор выметает она из мира вместе с серой пылью: пыль тоскливо кружилась в нескончаемом круговороте, скользя над полями людей и медленно утекая во тьму, что сгущалась за пределами наших берегов.

— Для чего ты подметаешь мир, матушка ведьма? — спросил он.

— Есть в мире много такого, чего быть не должно, — сообщила Зирундерель.

Тогда Алверик печально поглядел на клубящиеся серые облака, что поднимались от ее метлы и уплывали в сторону Эльфландии.

— Матушка ведьма, — спросил он, — могу ли и я покинуть мир? Двенадцать лет искал я Эльфландию, но так и не увидел отблеска эльфийских гор.

И старая ведьма посмотрела на странника сочувственно, и перевела взор на меч.

— Он страшится моей магии, — молвила Зирундерель, и нечто загадочное вспыхнуло в глазах ее при этих словах, или, может быть, тайная мысль.

— Кто? — переспросил Алверик.

И Зирундерель опустила взгляд.

— Король, — отвечала она.

И поведала ведьма Алверику, что монарх-чародей привык отступать от всего, что однажды одержало над ним верх, и, отступая, отводит прочь все, чем владеет, не терпя присутствия магии, способной соперничать с его собственной.

Но не верилось Алверику, что властелин столь могущественный такое большое значение придает магии, заключенной в его, Алверика, потертых черных ножнах.

— Да уж он таков, — отвечала Зирундерель.

Но по-прежнему не верилось Алверику, что король-эльф заставил отступить Эльфландию.

— Это он может, — заверила ведьма.

Однако и теперь Алверик готов был бросить вызов грозному королю и всей его магической власти; но и колдун, и ведьма упредили его, что пока при нем волшебный меч, в Эльфландию странник не вступит, а как пройти безоружному через жуткий лес, преградивший путь к чудесному дворцу? Ибо отправиться туда с клинком, откованным на наковальнях людей — все равно что отправиться безоружному.

— Матушка ведьма, — воскликнул Алверик, — неужели так и не удастся мне снова вступить в Эльфландию?

Неизбывная тоска и горе, прозвучавшие в его голосе, растрогали сердце ведьмы и пробудили в нем магическую жалость.

— Удастся, — отвечала Зирундерель.

В унылом вечернем сумраке стоял там Алверик, предаваясь отчаянию и грезам о Лиразель. Ведьма же извлекла из-под плаща маленькую поддельную гирю, что некогда похитила у булочника.

— Проведи вот этим вдоль лезвия меча, — посоветовала Зирундерель, от самого острия до рукояти, — и клинок окажется расколдован, и король ни за что не узнает меча.

— Но поможет ли мне подобный меч в битве? — вопросил Алверик.

— Нет, — отозвалась ведьма. — Но как только пересечешь сумеречную границу, возьми этот манускрипт и протри им лезвие везде, где касалась клинка поддельная гиря. — Зирундерель снова порылась в складках плаща, и извлекла на свет пергаментный свиток с начертанной на нем поэмой. — Это зачарует меч снова, — сообщила ведьма.

И Алверик взял поддельную гирю и манускрипт.

— Не давай им соприкасаться, — предупредила ведьма.

И Алверик развел руки как можно дальше.

— Как только ты окажешься по ту сторону преграды, — проговорила Зирундерель, — король может переносить Эльфландию куда угодно, но и ты, и меч останетесь в пределах волшебной страны.

— Матушка ведьма, — проговорил Алверик, — не рассердится ли на тебя король, ежели я все это проделаю?

— Рассердится! — воскликнула Зирундерель. — Рассердится? Он рассвирепеет и придет в самую что ни на есть неуемную ярость, которая не снилось и тиграм.

— Не хотел бы я навлечь это на тебя, матушка ведьма, — промолвил Алверик.

— Ха! — отозвалась Зирундерель. — Мне-то что?

Ночь сгущалась, в воздухе и над болотами разливалась непроглядная мгла, подобная черному плащу ведьмы. Ведьма расхохоталась и отступила в темноту. Очень скоро ночь превратилась в сосредоточие мрака и смеха; ведьмы же Алверик больше не видел.

Тогда Алверик повернул к лагерю на каменистой равнине, на свет одинокого костра.

И едва над пустошью засияло утро, и отблеск заиграл на никчемных каменных глыбах, Алверик взял в руки поддельную гирю и осторожно провел ею по лезвию меча с обоих сторон, снимая чары с клинка от острия до рукояти. Проделал он это в шатре, пока остальные спали:

Алверик надеялся скрыть от своих спутников, что ищет помощи, которая берет начало не в бредовых пророчествах Нива и не в откровениях, до-веренных Зенду луною.

Однако беспокойный сон безумца не столь глубок, чтобы одержимый Нив не проследил за Алвериком краем хитрого глаза, заслышав, как ти-хо скребет по лезвию поддельная гиря.

Когда же Алверик втайне проделал это, и втайне же был уличен, он окликнул своих спутников, и те явились, и свернули изорванный шатер, и подхватили длинный шест, и подвесили на него свои жалкие пожитки, и Алверик двинулся дальше вдоль края ведомых нам полей, и не терпе-лось ему оказаться, наконец, в той земле, что ускользала от него столь долго. Нив и Зенд брели вслед за ним, неся промеж себя шест: с шеста свисали тюки, и лохмотья развевались по ветру.

Они прошли немного вглубь земли, к домам людей, дабы закупить съестные припасы; и после полудня приобрели они необходимое у селя-нина, живущего в одинокой хижине столь близко от границы ведомых нам полей, что, должно быть, его дом был в видимом мире самым крайним. Там закупили странники хлеба, и овсяной муки, и сыра, и копченой ветчины, и другие тому подобные вещи, и сложили еду в мешки, и под-весили мешки на шест; и распрощались с селянином, и двинулись прочь и от его полей, и от прочих полей людей. И едва сгустился вечер, увидели они, как прямо над изгородью, освещая землю мягким нездешним заревом, что этой земле явно не принадлежало, раскинулась сумеречная преграда, заветная граница Эльфландии.

— Лиразель! — воскликнул Алверик, обнажил меч, и решительно сту-пил в сумерки. Нив и Зенд последовали за ним: все их подозрения вспыхнули пламенем ревности — ревности к озарению и магии, им не принадлежащим.

Алверик позвал Лиразель; затем, не полагаясь на силу голоса в этой бескрайней, непонятной земле, он взял в руки охотничий рог, что висел на ремне у пояса, поднес его к губам и, измученный годами странствий, устало затрубил. Алверик стоял в завесе сумерек; рог сиял в свете Эльфландии.

Но Нив и Зенд выронили шест в эти неземные сумерки, где он и остался лежать, словно обломок кораблекрушения в каком-нибудь не отмеченном на карте море, и крепко вцепились в своего господина.

— Земля грез! — объявил Нив. — Разве моих грез недостаточно?