Диана Ледок - Солтинера. Часть вторая

- Не хотелось бы мне сейчас наткнуться на Хади, - сказал Леон, когда впереди показались округлые стены Б-центра. - Представляю, что бы началось... Я еще успею составить отчет о случившемся, но только не сейчас. А вот вечером, надо полагать, начнется допрос.

Роза вопросительно посмотрела на него:

- Но разве Лена или Алексис не могли ему уже все рассказать? Да и не ему одному... Скорее всего, нам и говорить-то ничего не придется. У нас ведь и самих больше вопросов, чем ответов. Или ты успел еще что-то узнать, когда меня уже не было в Ленинграде?

Леон неопределенно пожал плечами.

- Нет, не особенно. Да и узнавать-то было нечего. Когда я передавал Софию Речным, никого из Сетернери уже не было в городе, я в этом почти уверен - погода выровнялась, и хотя солнца не было, все-таки и дождя с ливнем тоже. Когда появились Лена с Алексисом, мне только и оставалось, что собрать наши с тобой чемоданы и приготовиться к возвращению. С мамой Анны я переговорил еще ранним утром, а девочку передал около полудня. А в час дня появились Алексис и Лена. Они что-то напутали со временем... Я ждал их раньше, но... Это и не важно.

Понурив голову, Роза молча шла вперед. Ей было одновременно и приятно, что Леон освободил ее от необходимости вести тяжелые переговоры, и в то же время она чувствовала себя виноватой перед ним. Несмотря на его спокойный тон, она прекрасно понимала, какие доводы ему пришлось привести, чтобы убедить Евгению доверить Софию не ей, а каким-то Речным - друзьям ее дочери. А уж о том, как Леон объяснил исчезновение самой Анны, и как это восприняла бедная Евгения, она и вовсе не могла думать без дрожи.

Подойдя ближе к Леону, Роза взяла его под руку и благодарно прижалась к нему.

- Все уже позади, - отозвался тот спокойно. - Главное, что Анна сейчас здесь, и скоро поправится. Но вернуться и жить в Ленинграде она больше не сможет, иначе будущее ее дочери подвергнется серьезной угрозе.

- Кошмар, - отозвалась Роза. - Это звучит действительно ужасно... Но ты уверен, что нельзя никак... Никак нельзя позволить ей остаться жить там, в Ленинграде, но, к примеру, под другим именем?

- Тогда она захочет взять Софию к себе, - Леон качнул головой. - Нет, это невозможно. Сейчас и думать не стоит о том, чтобы позволить ей питать надежды подобного рода - это было бы просто жестоко по отношению к ней. И мы... Если мы и можем ей чем-то помочь, так только рассказом. Обо всем. И о ней как о Солтинера, и о том, как удачно сложилась жизнь ее дочери в будущем, и даже о вашей родственной связи, - добавил он, перехватив изумленный взгляд Розы. - Да... Рано или поздно, но она все равно все узнает. И ей наверняка станет легче жить здесь, зная, что рядом - ее родственники. Ты сама, твои братья, а твоя мама и вовсе - ее внучка. Самая настоящая семья.

В ответ, Роза ограничилась тем, что нервно хихикнула. О том, чтобы Анна обращалась с Олив Филлипс как с любимой внучкой, не могло быть и речи - настолько дико это звучало. Ранди с Джоном еще могли бы, пожалуй, стать для нее любимыми правнуками, но на этом можно было бы, пожалуй, и ограничиться в смысле родственных отношений.

Когда они вышли на площадь, Роза, все еще занятая попытками представить себе хрупкую Анну в качестве главы их семьи, машинально повернула в сторону Б-центр, но Леон остановил ее:

- Нам в медпункт, - сказал он. - Что-то мне подсказывает, что мадам Ришар сама захотела расспросить Анну, когда отправила нас вчера спать и отложила разговор назавтра. Это сюда, пошли.

Позволив потянуть себя в сторону здания, на которое она раньше никогда и внимания не обращала, Роза согласно пробормотала:

- Вчера она говорила что-то про М-центр, когда мы появились здесь с Анной...

- Медицинский центр, - кивнул Леон. - Тебе повезло, что ты раньше не слышала о нем.

Прямоугольное здание находилось на той же площади, что и Б-центр, но ничего выдающегося в архитектурном плане оно из себя не представляло. На вид, это была самая обыкновенная многоэтажка, и хотя по сравнению с другими домами она и выделялась, сама Роза рассматривала ее лишь однажды - впервые появившись в Сулпуре. А так как никто до сих пор так и не потрудился объяснить ей - что, собственно, происходило за стенами этого здания, она вскоре стала относиться к нему просто как к очередному безымянному строению.

Двери быстро разъехались в стороны, едва они подошли ближе, и глазам Розы предстала совершенно обыкновенная приемная больницы, со всеми ее лифтами, креслами, одетым в белое персоналом и специфическим запахом. Постукивая по выложенному блестящими плитками полу, быстро ходили от двери до двери медсестры, а двое сидевших у стены ребят непринужденно возили по подлокотникам своих кресел пластиковые машинки - дожидаясь, вероятно, когда стоявшая у стола ресепшна женщина закончит закидывать медсестру вопросами.

- Леон Леруа, - поприветствовала медсестра Леона, когда женщина наконец отошла. Ее голубые глаза изобразили при виде него шутливую настороженность. - Что на этот раз? Порез, перелом, ушибы?

- Нет, все в порядке, - отозвался Леон, криво улыбнувшись.

Медсестра покачала головой и оглядела Розу, словно надеясь увидеть у нее на лице синяк или по меньшей мере глубокую рану где-нибудь у виска.

- Мы пришли проведать Анну Мелентьеву, - поспешно произнес Леон. - Вчера мы вернулись с ней...

- Ах, вот оно что! - медсестра заулыбалась с пугающей лучезарностью, и Роза инстинктивно сделала маленький шажок назад. - Знаю, знаю! Мне рассказывали, но я не думала, что... Так это вы? В самом деле? Это вы спасли ее?

- Лорен, - сидевшая чуть поодаль другая медсестра бросила на соседку предостерегающий взгляд, и та кашлянула.

- Виновата, - сказала она, смущенно поморгав Леону. - Я, конечно, не должна задавать лишних вопросов. Итак, Анна Мелентьева... Между прочим, вы знаете, что мадам Ришар вчера лично приходила проведать ее, и вообще к ней вчера послали нашего психотерапевта? Сегодня они планировали...

- Лорен, тебя уволят, - спокойно произнесла ее соседка по столу.

- Палата номер двадцать пять, третий этаж, - сказала Леону и Розе медсестра. - Мадам Ришар уже там.

- Чудесно, - Леон с благодарностью улыбнулся им обеим и они с Розой отошли.

Когда лифт остановился на указанном этаже и они вышли, то увидели совершенно пустой коридор. Не было ни души, и только издалека доносился невнятный гул голосов, смутно знакомых. Переглянувшись, Леон и Роза устремились вперед, и вскоре остановились около полуоткрытой двери, украшенной золотой табличкой с цифрой "25". Леон постучал и разговор внутри палаты тотчас же оборвался, а голос мадам Ришар спокойно произнес:

- Проходите.

Комната была залита светом, и прошла секунда, прежде чем Роза смогла сфокусировать взгляд на бледном лице Анны, сероватым пятном выделявшимся на фоне белоснежной подушки. Ее кровать стояла едва ли не впритык к прозрачной стене, и проникавший внутрь солнечный свет свободно освещал не только ее, но и всю комнату, включая даже часть двери. Он касался также и причудливой формы стеклянных подвесок, состоявших их разноцветных камешков, свисающих единой композицией с потолка. Чуть шевелясь на ветерке, камешки отбрасывали на стены синие и золотые отсветы, мелодично и нежно позвякивая. Взгляд Анны был сфокусирован на них, но когда Роза и Леон вошли в комнату, она медленно перевела на них взгляд.