Бернард Корнуэлл - Экскалибур

– И начудили же давеча вечером, – неловко выговорил Артур. – Ну да женщинам такие штуки по душе, – пожал плечами он.

– Только не Кайнвин, – возразил я.

Артур вскинул глаза. Надо думать, гадал про себя, рассказала ли она мне о его брачном предложении, но в лице моем не отразилось ничего, и он, верно, решил, что Кайнвин промолчала.

– То так, – согласился он. Снова замялся и делано рассмеялся. – Арганте полагает, мне тоже следовало пройти сквозь пламя, дабы брак вступил в силу, но я сказал ей, что и без дохлых ягнят знаю, что женат.

– У меня не было случая поздравить тебя с женитьбой, – церемонно произнес я, – потому позволь сделать это теперь. Арганте – настоящая красавица.

Это Артура порадовало.

– Еще какая, – промолвил он и покраснел. – Но еще совсем ребенок.

– Кулух говорит, их всех надо брать молоденькими, господин, – небрежно отшутился я.

Артур пропустил скабрезность мимо ушей.

– Я не собирался жениться, – тихо сказал он. Я промолчал. Артур не смотрел на меня: он сосредоточенно разглядывал поля под паром. – Но мужчине нужна жена, – твердо объявил он, словно пытаясь убедить самого себя.

– Верно, – согласился я.

– А Энгус был в полном восторге. Весной, Дерфель, он приведет всю свою армию. А ведь они отменные бойцы, эти его черные щиты.

– Лучше не бывает, господин, – согласился я, но подумал про себя, что Энгус все равно привел бы своих воинов, не важно, женился бы Артур на Арганте или нет. На самом-то деле Энгус хотел заполучить Артура в союзники против Кунегласа Повисского, чьи земли копейщики Энгуса грабили испокон веков, но, разумеется, хитрюга-ирландец намекнул Артуру, что брак этот станет залогом участия черных щитов в весенней кампании. О женитьбе явно сговорились наспех, и теперь, столь же самоочевидно, Артур о ней жалел.

– Арганте, конечно же, детей хочет, – промолвил Артур, все еще думая о жутких обрядах, обагривших кровью двор Линдиниса.

– А ты разве не хочешь, господин?

– Пока нет, – коротко отрезал он. – Лучше подождать, пока мы разберемся с саксами.

– Говоря о саксах, – промолвил я, – у меня есть к тебе просьба от госпожи Гвиневеры. – (Артур снова резко вскинул на меня глаза, но ничего не сказал.) – Гвиневера опасается, что, если саксы атакуют с юга, она окажется под ударом, – продолжал я. – Она просит тебя перенести ее тюрьму в более безопасное место.

Артур нагнулся вперед и потрепал кобылу за ушами. Я ждал, что при упоминании Гвиневеры он рассердится, но никаких признаков раздражения он не выказал.

– Возможно, саксы и впрямь нападут с юга, – мягко проговорил он. – По правде сказать, я даже на это надеюсь, ведь тогда силы их окажутся расколоты надвое и мы сможем расправиться с каждой из армий по очереди. Вот если они атакуют все вместе вдоль реки Темзы, это, Дерфель, куда опаснее, а я строю планы с расчетом на угрозу не меньшую, а бóльшую.

– По мне, так благоразумно будет убрать все ценное из Южной Думнонии, нет? – настаивал я.

Артур обернулся ко мне. Насмешливо сощурился, словно презирая меня за сочувствие к Гвиневере.

– А чего в ней ценного? – спросил он. Я промолчал; Артур отвернулся от меня и долго глядел на белесые поля, где дрозды и рябинники рылись в бороздах в поисках червей.

– А не убить ли мне ее? – внезапно спросил он меня.

– Убить Гвиневеру? – переспросил я, до глубины души потрясенный подобным предложением. И тут же решил, что за этими словами, верно, стоит Арганте. Ей небось досадно, что Гвиневера совершила преступление, за которое ее собственная сестра Изольда поплатилась жизнью, – и до сих пор жива-здорова. – Решать не мне, господин, – проговорил я, – но, право же, если она и заслуживала смерти, казнить ее следовало много месяцев назад. А не теперь.

Артур досадливо поморщился.

– А как с ней поступят саксы? – полюбопытствовал он.

– Гвиневера думает, ее изнасилуют. А я подозреваю, ее возведут на трон.

Артур хмуро озирал пасмурный пейзаж. Он понимал: я имел в виду трон Ланселота – и живо представил себе своего заклятого врага правителем Думнонии, рядом с ним Гвиневеру, а правят они под эгидой Кердика. И мысль эта была для него нестерпима.

– Если возникнет опасность, что ее захватят, убей ее, – хрипло приказал он.

Я ушам своим не поверил. Поглядел на него в упор – Артур отвел глаза.

– Не проще ли переправить Гвиневеру в безопасное место? – гнул свое я. – Отчего бы ей не перебраться в Глевум?

– У меня и без того забот по горло, – рявкнул он, – еще не хватало о безопасности предателей беспокоиться! – На мгновение лицо его исказилось от бешенства – настолько рассерженным я Артура в жизни не видел. Затем он встряхнул головой и вздохнул. – Знаешь, кому я завидую? – спросил он.

– Кому, господин?

– Тевдрику.

Я расхохотался.

– Тевдрику! Ты хочешь стать монахом и страдать запором?

– Он счастлив, – твердо объявил Артур, – он живет той жизнью, о которой всегда мечтал. Меня не прельщает тонзура, и мне дела нет до его Бога, но я все равно ему завидую. – Он поморщился. – Я из сил выбиваюсь, готовясь к войне, причем никто, кроме меня, не верит, что мы эту войну выиграем, и кому-кому, а мне это не нужно. Не нужно! Королем должен быть Мордред, мы дали клятву возвести его на трон, и если мы разобьем саксов, Дерфель, я передам ему власть, – вызывающе проговорил он. Я ему, впрочем, не поверил. – Я-то сам всегда мечтал о другом, – продолжал между тем Артур. – Мне бы домик, и немного земли, и скотину, и чтобы урожай созревал в свой срок, а в очаге горели дрова, и тут же – кузня, железо ковать, и ручей с чистой водой. Разве это много? – Артур нечасто позволял себе пожаловаться на судьбу, так что я просто дал ему выговориться и выплеснуть гнев. Он нередко рассказывал о своей мечте – о дворе, обнесенном палисадом, сокрытом от мира среди глухих лесов и бескрайних полей, и чтобы жили в том доме его родные и близкие, но теперь, когда Кердик с Эллой собирали войско, Артур наверняка понимал: мечта эта безнадежна. – Я не могу владеть Думнонией вечно, – подвел итог он, – вот разобьем саксов, и тогда пусть Мордреда обуздывает кто другой. Что до меня, я последую примеру Тевдрика: обрету счастье. – Он натянул поводья. – Сейчас мне не до Гвиневеры, – отрывисто бросил он, – но, если она окажется в опасности, ты сам с ней разберись. – И с этими словами он ударил кобылу пятками и понесся прочь.

А я остался на месте, до глубины души потрясенный. Однако, если бы я превозмог отвращение и поразмыслил над распоряжением как следует, я бы, конечно же, понял, что у Артура на уме. Он знал, что убивать Гвиневеру я ни за что не стану, и потому мог быть уверен: она в безопасности. При этом, отдавая мне жестокий приказ, он ничем не выдал своих чувств к ней. Odi at amo, excrucior .