Карина Демина - Летняя практика

— Вот прямо все?

А не верит-то. И Фрол бы не поверил. Уж больно удобно получилось, чтобы правдой быть.

— Все.

— И как это случилось? — Пальцы царицыны стиснул так, что та поморщилась. Впрочем, тень недовольства сгинула с лица ее, что облако с ясна неба.

— Евстигней утонул. Егора лоскотухи уволокли. — Фрол смотрел царю в глаза.

Никто не смел.

С ума сходили… значит, менталист, и уровня немалого… и ложь, что любого свести с ума способна. Не любого. Ему и не нужно… нашел пару слабых, с расшатанными нервами, их и свел показательно… правильно, с боярами только так, только страхом… боялись бы меньше, скоренько б придумали, как самозванца извести.

Может, на пики бы подняли, смуту кликнув.

А может… царица понесет, родит наследника, тогда и от батюшки избавиться дело милое, а уж после себя опекунами объявить и править до сталых [14] Сталый — взрослый, вошедший в возраст. лет…

И он понимает это.

Потому и будет слухи плодить о силе своей нечеловеческой да избранности… и на плахи пошлет кого побеспокойней, прочих вразумляя, и с ума сведет, и к краю подтолкнет… у него просто дар такой.

Убеждения.

— Елисея волки задрали, когда за братом пошел, — спокойно продолжил перечислять Фрол Аксютович. — Емельку дракон сожрал…

— Настоящий?

— Настоящий. Кирей…

Царь махнул рукой. Судьба азарина его вовсе не волновала. Ныне заботило иное: принять ли сказанное на веру или потребовать, чтоб Фрол в память свою пустил. У этого бы хватило сил глянуть, но…

Фрол не пустит.

Своей волей.

А против воли… новая война еще и с магами, которые к царю относятся настороженно, не спешат клятвы приносить… и как знать, не озлятся ли, не станут на сторону бояр, которых этакая поддержка вдохновит на всякую дурь… нет, с магиками ему воевать не с руки.

Ему союз нужен.

— Что ж… — Царь первым взгляд отвел, на супругу глянул. Ручку ее к губам поднес, поцеловал не пальцы, но перстеньки разноцветные. — Знать, судьба у них такая… мы сожалеем, что у тебя не вышло сберечь царскую кровь… братьев моей дорогой супруги…

…которых бы он сам приказал удавить.

Так надежней.

— А посему объявляем в городе траур… и да пусть стреляют пушки, пусть звонят колокола, а в храмах всех молятся за безгрешные души.

Он перекрестился.

— И поминальные стопки велим мы во всех кабаках ставить. Пусть помянет народ…

…помянет…

…и подивится этакой доброте царской…

— …А всякого, кто вздумает отныне родства с моей супругой искать и объявлять себя умершим, иль воскресшим братом ее, или чудом спасшимся, надлежит объявить самозванцем и бить каменьями до самое смерти…

Он перевел дух и оглядел бояр: все ли уразумели.

Оно и верно, средь бояр сыщутся те, которые не поверят и полезут искать других наследничков, мол, может, и байстрюки, да все лучше, чем чужак с девкой смурною…

Плохо, что стрельцы верные люди.

И Архип поработал с каждым… он крыльями клялся, что люди эти не вспомнят больше, нежели позволено. А позволено им было узреть похороны…

— Таково мое слово, — молвил царь и посохом по земле ударил. И земля отозвалась гулом… интересное заклинание. Откуда взял? Да гадать нечего, из той, из проклятой книги, которая по сути своей вовсе и не книга.

Исчезла.

Надолго ли? Архип утверждал, что та, другая, найденная в деревне, относительно безопасна. И ее бы он даже мог оставить при Акадэмии, да только Фрол отказался. Иные знания вовсе не на пользу. А вот первая самая сгинула, будто бы ее и не было.

Пускай.

Глядишь, в ближайшую сотню лет не объявится. Нажралась душ.

Царь поднялся. Шуба едва не соскользнула с широких плеч. Медленно, словно все еще во сне пребывая, встала и царица. Подала супругу тонкую руку.

Фролу Аксютовичу он знак подал, мол, будет с тобой особая беседа, приватная. Фрол лишь вздохнул с немалым облегчением: прав оказался Архип. И хорошо, что ныне не он, не Фрол, ректорское кресло занял. Все ж не тот характер, чтоб с царем за всю Акадэмию говорить.

А махонький неприметный человечек уже скользнул к руке.

За собой поманил.

Фрол и пошел. Чего б не пойти? За свою голову он не боится, а прочие Кавьяр сбережет. Даром что некромант.

До дверцы тайной, которая ни для кого из бояр тайной и не была, ему дойти не позволили. Заступил дорогу боярин высокий да краснолицый. От него несло сивухой и кислою капустой.

Взгляд дурной.

Кулаки стиснул.

— Где, выродок, дочка моя? — И кулак этакий под нос сунул.

— Дочка?

Фрол уже и отвык, что этакие бестолковые встречаются.

— Велимира!

— Не имею представления.

— Сбегла… а вы поспособствовали… из-под руки отцовской ушла, паскудина… — Боярин качнулся и дыхнул брагой в лицо. — Ничего! Вот вы где у меня будете! На краю земли найду…

— А если края нет? — Фролу стало смешно.

А ведь было время — трепетал пред этакими вот… боярами… все думалось, что коль родились они не в сарае, но в белое рубахе, стало быть, не зря Божиней отмечены.

Молод был.

Дурковат.

— Чего? — Боярин нахмурился.

— Края, говорю, нет, — вежливо ответил Фрол и руку боярскую от себя отцепил. — Круглая земля.

— Умник…

А вот замахиваться на боевого мага — это даже не дурость, это много хуже… Фрол пальцами щелкнул, и посох боярский полыхнул синим пламенем. Боярин же отскочил, заверещал…

— Царь ждет, — напомнил серый человечек и головой покачал неодобрительно. Правда, кого он не одобрял, так и осталось тайною. Фрол надеялся, что не его.

Царь и вправду ждал.

Без шубы, без шапки высокой драгоценной он гляделся тем, кем и был, — молодым магом.

— Значит, умерли? — спросил он с порога, взмахом руки отсылая провожатого. — Все взяли и…

— Умерли, — подтвердил Фрол.

А что ему еще сказать было?

— Ясно… я ведь могу в Акадэмию заглянуть, проверить.

— Если на то будет воля ваша царская. — Фрол поклонился.

Не ответил.

А ведь заглянет. Нет, не сам, чужими глазами, пересчитает всех студиозусов, вынесет самых подозрительных в особый список… мало им беды…

— Есть надежда, что Илья Мирославович… в себя вернутся?

Фрол покачал головой: слишком долго душа мальчишкина под гнетом чуждой жила, чтобы выпрямиться.

— Возможно, со временем он научится говорить, есть сам… ходить наново… и разум вернется к уровню дитяти, но не больше. Память и вовсе…

— Что ж, может, оно и к лучшему… в монастырь?

— Пожалуй, что так.

— Нет. — Царь покачал головой. — Пойдут слухи, что я родича придушил потиху. Пусть тут живет, при тереме. Нянек, мамок сыщем…

А заодно тех, кто приглядит, чтоб взаправду не вернулся Илья Мирославович в разум свой.

Пускай. Глядишь, и вправду не обидят, не при людях, что восславят доброго царя, который к скорбному родичу мягок.