Елена Звездная - Восход черной звезды

Рабыни завершили приводить спальню в порядок и бесшумно исчезли.

Только после, Элисситорес решилась произнести то, что тревожило:

- Сын, ты назвал ее императрицей.

Она допустила паузу, затем добавила:

- Но эллар не делит темное время суток с супругой. Эллара не позволяет рабам слышать… что-либо. Ты назвал ее императрицей, сын, но позиционируешь как наложницу. Я твоя мать, я обязана сказать то, о чем шепчутся.

Араэден медленно перевел взгляд на Элисситорес, и произнес:

- Я назвал ее пресветлой Черной звездой, мать. Императорская чета? Хватит. Я уже был императором и здесь, и долгие триста лет в ином мире, подарившем мне мою нежную Кари Онеиро. Мою богиню.

Пресветлая, изумленными округлившимися глазами несколько секунд взирала на сына, а затем сдавленным сиплым голосом вопросила:

- Ты… ты не ограничишься рамками Эррадараса?

Он улыбнулся очередному подтверждению того, что был рожден поистине умной женщиной, и кивнув, подтвердил:

- Я исполню пророчество этого мира.

Элисситорес глубоко вздохнув, прошла к окну, взглянула на город, простирающийся у подножия возведенной сыном горы, и произнесла:

- С того самого момента, как ты впервые толкнулся в моем чреве, я ощутила это в тебе, сын. Мой муж и супруг требовал уничтожить отродье темных, но я чувствовала — ты не сын Архаэра, ты сын Эррадараса, земли светлых, ты тот, о ком поет ветер, о ком плачет дождь, для кого светит солнце… Оба наших солнца.

Величественно обернувшись, она взглянула на сына, на ту, что он держал на руках, и тихо спросила:

- Ты назвал ее богиней.

Император склонил голову, подтверждая.

- Ваши высокие отношения выше рамок и условностей супружеских традиций элларов?

Вновь кивок.

Эллиситорес приняла и этот ответ, затем произнесла:

- У меня много вопросов, сын, но ты измотан и устал, а крики, что наполнили дворец и были слышны всем, как я понимаю, не имели никакого отношения к долгу, что супружество налагает на женщину. И все же, я просила бы тебя быть… нежнее с той, что стала смыслом твоей жизни.

В его взгляде промелькнуло напряжение и великий Араэден холодно вопросил:

- Это заметно?

- Я твоя мать. Я помню, как ты смотрел на Элиэнару. Я никогда не смогу забыть то, чем это завершилось. И если бы я не связала твою жизнь с дыханием этого мира… — она оборвала себя на полуслове.

Но император все понял.

И тихо произнес:

- Ты никогда не говорила мне об этом.

Вновь повернувшись к окну, Эллиситорес едва слышно ответила:

- Твой отец… — она запнулась и тут же исправилась, — мой супруг горел желанием уничтожить тебя, едва узнал о том, что я понесла от темного. Не сочетай нас свет Эррадараса, он убил бы тебя еще в моем чреве… Но причинить мне вред он не мог и был вынужден ждать, когда ты покинешь мое тело. Много ночей я с ужасом думала о том, что подарю тебе жизнь лишь для того, чтобы он тут же отнял ее… И пресветлый супруг не скрывал этого, одергивая меня каждый раз, когда я прикасалась ладонью к животу, откликаясь на твои движения… Но я мать, ты мое дитя, и кем был твой отец, для меня уже не имело значения… Я долго искала способ защитить тебя. Долго и упорно. Мне помогли белые колдуньи, предупредив о цене ритуала. Это была непомерная цена для эллары, и сущая мелочь для матери, что желала защитить свое дитя.

- Вот как ты лишилась своей магии, — сдавленно произнес император.

- Да, сын, — она не обернулась, продолжая смотреть на залитый лунным светом город вдали. — На вторые сутки после ритуала, ты был рожден и он отнял тебя, едва ты огласил этот мир первым криком. Он позволил мне даже взглянуть на тебя…

Несколько секунд эллара молча взирала на раскинувшийся вдали пейзаж, затем тихо продолжила:

- Я не знаю, пытался ли он тебя убить… Сколько раз он пытался тебя убить… Запертая в своих покоях я молила вернуть мне мое дитя, но он оставался глух к мольбам, а без магии мне было нечего противопоставить моему жестокому супругу. И лишь согласием на рождение Эпионея, я добилась права хотя бы посмотреть на своего сына… Тебе было семь лет, ты уже доказал свое право на имя, данное тебе при рождении, ты даже не улыбнулся, увидев меня.

Некоторое время в спальне царила тишина, а затем Араэден произнес:

- Мне было почти восемь, я разнес половину дворца и вынудил того, кого был обязан называть отцом, выпустить тебя из заточения. Его сила уступала моей. Но его коварство — превосходило коварство темных в разы, и я понял это, когда увидел охранительный браслет на твоей руке. Браслет — прямое свидетельство того, что он получил желаемое. Был ли у меня повод улыбаться?

Эллиситорес промолчала. А затем, с несвойственной ей робостью, попросила:

- Расскажи, где ты был, расскажи о ней.

Легко поднявшись, император отнес свой дар иного мира на постель, бережно уложил, укрыл покрывалом и, глядя на бледную девушку, начал рассказывать:

- Они убивали меня долго. Слишком долго, испытывая на прочность и мое желание жить и способность этого мира удерживать искру жизни даже в самом искалеченном полутрупе. И как я понимаю, Эррадарас реагировал — всколыхнув все истинные народы, от песчаных демонов, до горных драконов. Это вынудило Араэна предпринять попытку избавиться от меня более кардинальным образом — они вышвырнули меня в другой мир. Это было… неприятно. Примерно так же, как трое суток беспрерывных попыток убить меня. Что такое истинная боль я узнал лишь в Рассветном мире.

Он усмехнулся и продолжил:

- Меня нашли Мейлина и Дарика, та, что стала мне второй матерью. Она владела магией исцеления, но магия ее мира не действовала на того, кто был сыном мира иного. К счастью, она оказалась умной женщиной и осознав бесплотность приносящих мне лишь боль попыток оживления, позволила моему телу восстанавливаться самостоятельно, поддерживая, контролируя, ломая кости в случае, если срастались неверно, вырезая органы, если те функционировали не должным образом, экспериментируя с пищей, подбирая ту, что нужна была мне. Прошло около года прежде, чем я смог начать ходить.

- Года? — воскликнула Эллиситорес.

- Да. В Рассветном мире я провел более трехсот лет.

Не удержавшись на ногах, пресветлая начала медленно опускаться, Араэден создал мягкое кресло прежде, чем она даже осознала, что может упасть. А затем вернулся к рассказу:

- Дарика вернула меня к жизни, но вернуть мне магию была неспособна, как впрочем и возвратить меня в Эррадарас. Несколько лет мы искали пути, но все, что она смогла, это произнести посетившее ее в трансе пророчество: "Когда в сердце твоем воцарится нежная страсть, отдавшей жизнь за любовь позволь дышать". Убийственное пророчество для того, кто поклялся более никогда не любить, не так ли?