Татьяна Буденкова - Жизнь и приключения вдовы вампира [СИ]

Ужасы о вампире, передаваемые из уст в уста, обрастая при каждом пересказе новыми, всё более пугающими, подробностями, всполошили город. Теперь уже городовой, мужик молодой и крепкий, крестился, что самолично видел эту чёртову карету и крик слышал тот же самый. Страх сковал город.

И тут, очень даже кстати, местный батюшка возвестил, что для спасения горожан необходимо провести обряд по уничтожению злостного вампира. Выход один: вбить осиновый кол проклятому вампиру в сердце, пригвоздив его к земле. Это единственный способ уничтожить нечисть. Страх и любопытство, поселившись вместе в душах местных жителей, взбудоражили тихий омут провинциального городка.

Теперь уже даже Наталья Акимовна стала сомневаться, а не был ли её муж и в самом деле вампиром, тем более что на похоронах, когда могила уже была зарыта, она явственно услышала оттуда вопль, почему и бросилась на землю и запричитала что было мочи. Вдруг это не от снотворного лекарства так случилось?

— Может, и не спал Кузьма Федотыч, и не был похоронен заживо, и зря боялась, что всё раскроется, и причитала над его могилой, — убеждала себя вдова, — а может, он и в самом деле вампир, вот и взвыл оттуда.

Страсти не утихали. И был назначен день, когда на кладбище собрались: околоточный надзиратель Абиняков, городовой видевший карету с вампиром, батюшка который отпевал Кузьму Федотыча, и теперь утверждал, что ему ещё тогда не понравился цвет лица покойного:

— Вот как крутит нечистая сила человеческие души! — крестился он. С батюшкой пожаловали два церковных служки. Наталью Акимовну привез отец. Настенька ехать на кладбище отказалась. Она утверждала, что и живого-то Кузьму Федотыча лишний раз видеть опасалась, а на мертвого, да ещё превратившегося в вампира, ни за что взглянуть не насмелится. Приехал пимокат, который по предварительной договорённости с околоточным надзирателем и батюшкой, должен был совершать обряд вбивания кола. Вся процедура обряда была заранее многократно оговорена и расписана — кто, что и когда производит. Наняли кладбищенских землекопов, чтоб разрыть могилу и вскрыть гроб. К тому моменту, когда уже показалась крышка, на кладбище собралось множество городского люда. Они бродили между могил, не решаясь подойти ближе, наслышанные о бесчинствах вампира.

Уже при снятии крышки, стоявшие у края могилы, покрылись холодным потом. Она оказалась чуть сдвинутой в сторону и только крепкие гвозди, хоть и вышли немного из своих мест, но продолжали удерживать её в прежнем положении.

— Ежели дух его наделал столько страху, что бы было, освободись тело? — перекрестился батюшка. Наконец гроб открыли. Стоящие близко оцепенели. Одежда на Кузьме Федотыче была разорвана так, будто он пытался вырвать собственное сердце, а изо рта по щеке сползала полоска крови. Медлить было опасно. Все убедились, что вампир в любой момент может восстать из могилы, и тут уж не жди пощады. Взоры присутствующих обратились к пимокату, а он хоть и вызвался заранее, но ощущал непреодолимую дрожь в коленях и руках. Сначала требовалось вложить вампиру в рот головку чеснока, чтоб обезопасить производившего ритуал, а уж потом вбивать кол. Вздрагивающему пимокату церковный служка сунул в руку чесночину. Городовой и рабочие помогли спуститься в могилу. Позднее он говорил, что этот злостный вампир так воздействовал на него, что просто отшиб память и все происходившее он воспринимал как бы со стороны, особенно боясь свалиться в этот ужасный гроб.

Как только пимокат пропихнул чеснок в рот покойного, городовой тут же подал ему сверху осиновый кол и здоровенную кувалду. Как во сне, несчастный истребитель вампира приставил кол к груди Кузьмы Федотыча и, насколько мог размахнуться в тесной могиле, жахнул по нему кувалдой. Но на этом дело не окончилось. Кол хоть и вошёл в тело, однако следящий сверху батюшка, указал, что он должен пригвоздить вампира к земле, иначе тот восстанет всё едино. И удар кувалдой пришлось повторить ещё дважды. Только после этого пимоката подняли назад, а к могиле стали подходить любопытствующие, принаряженные и чинные. Они останавливались у края, крестились, о чём-то переговаривались и друг за другом, петляя между могил, покидали кладбище.

Доктору, призванному наблюдать за самочувствием Натальи Акимовны, которая с этого момента приобрела статус вдовы вампира, пришлось отваживаться [1] Отваживаться — устаревшая форма в значении приводить в чувство, производная от водиться, синоним нянчиться по отношению ко взрослому человеку. с пимокатом. Он, было, собрался напоить его теми же успокоительными каплями, но немного подумав, достал из кармана фляжку, отвинтил колпачок, понюхал, крякнул, сделал сам несколько глотков и протянул Егору Петровичу, который и осушил её.

Через некоторое время толки о вампире почти прекратились, и тут в городке опять случилось нечто необъяснимое. Теперь уже другой околоточный надзиратель, также по темноте возвращающийся домой, вдруг увидел лихо мчащуюся повозку на рессорном ходу, из которой был слышен крик: «Кузьма Федотыч с кладбища возвращается!» Город замер. А городской голова задумался, не пора ли в городе новый доходный дом построить. Не часто по городам и весям вампиры раскатывают в каретах, понаедут любопытные, а им где-то останавливаться надо, ну, не на кладбище же, в самом деле?

А тем временем события продолжали следовать одно за другим. Это случилось спустя почти месяц со дня смерти дорогого мужа Натальи Акимовны. В один из вечеров приготовила Настенька баньку, а сама задержалась в доме и Натали направилась одна, полагая, что Настя придёт следом.

Тонкая ткань нижней рубашки скользнула на пол. Хоть на теле Натальи Акимовны следы мужниной «любви» уже поблекли из бордовых до чуть желтеющих, но всё ещё были заметны. Натали шагнула из предбанника в мыльню. В кадушке медовые травы запарены. В ушате берёзовый веник мокнет, в него увязана трава полынь, а по полу цветы василька да ромашки насыпаны. Горячий и духмяной пар кружит голову и нежит тело. Натали вытащила гребень, и роскошные чёрные кудри разметались по плечам, упав вьющимися прядями на грудь. Закрыла глаза, с удовольствием вдохнула запах трав и стала ждать Настеньку. Вот и тень перед оконцем мелькнула.

— Настя? — Услышала, как скрипнула дверь предбанника. — Долго ли тебя дожидаться? — окликнула, теряя терпение.

— Не пугайтесь, Наталья Акимовна! Не кричите, Бога ради. Заходить далее не буду. Какой вечер караулю! Сказать надобно вам нечто важное.

— Господи, да ты в своём ли уме, Егор Петрович? — Узнала она голос пимоката, своего несостоявшегося жениха.

— Уходи скорее! И так дел понаделал! Погубить меня хочешь? Сейчас Настенька сюда придёт, что подумает?