Анастасия Туманова - Гроши счастья [СИ]

Но хотя бы в отсутствии дружелюбия и оптимизма обвинить Анину свекровь было нельзя. Анна часто вспоминала, как замученная бессонницей после многочасовых укачиваний полугодовалого сына, она уже под утро, с замиранием сердца (“Как бы не проснулся! Поспать! Поспать хоть полчаса!”) укладывала уснувшего ребенка в кроватку. В этот момент бодрая и выспавшаяся свекровь, которая всегда была ранней пташкой, открывала дверь в комнату и, переполняемая чувствами любви к ближнему, широко распахнув руки с криком “Кирю-юша!” бросалась в любимому внуку, встречавшему бабулю криками, не утихающими следующие два часа.

Новая знакомая Анны особого энтузиазма при встрече гостьи пока не проявляла. Они вошли в комнату, в которой пахло травами. Старуха, наклонившись над столом и чем-то поколдовав, зажгла еще одну свечку. Стало светлее, и Анна смогла оглядеться по сторонам.

Комната была просторной и очень аккуратной. Мебели было мало. Вдоль окон стояли деревянные лавки, в углу рядом с печью находился старинный деревянный сервант, в толстых непрозрачных стеклах которого отражалось пламя свечей. В середине помещения в окружении нескольких стульев стоял стол, накрытый кружевной скатертью. В углу комнаты видна была лестница, ведущая наверх.

- Садись, голубушка, садись. Что ж стоять-то?.. Поди, устала уже. Ночь на дворе. Давно ждала тебя. Заблудилась, что ли? Да садись, кому говорю,- не переставая говорить, старуха достала из печки и поставила на стол чугунный котелок с какой-то едой. Желудок Анны возликовал.

- Спасибо большое! А Вы меня ждали? Это Грох Вам сказал, что я приду? - Анна старалась сдерживать расспросы, чтобы не казаться чересчур любопытной.

- Кто? Грох? Ну, пусть будет Грох. Ждем тебя с вечера. Дети всё хотели посмотреть на тебя. Нечасто у нас тут теперь гости бывают. Деревня совсем захирела. Остались только две молодые семьи, да старики. Все остальные в город подались, - старуха выложила содержимое чугунка в красиво украшенную лиственными узорами деревянную миску и поставила ее перед Анной.

- Теперь, наверное, везде так. А как Ваша деревня называется?

- Не деревня, село. Сторожевое называется. Ешь. Сейчас отвара тебе налью, и спать пойдешь. Вон уже глаза у тебя слипаются. Поспишь, отдохнешь, утро вечера мудренее. Завтра утром расскажу тебе, что дальше делать, куда идти.

- Скажите, а Москва отсюда далеко? Может, здесь электричка рядом? Так я бы с утра на первой бы и поехала, чтобы Вас сильно не стеснять. И, если Вам не трудно дать мне телефон, я подруге позвоню, скажу, что на работу завтра с утра не смогу выйти вовремя.

- Далеко отсюда твоя Москва. И про работу свою пока забудь, без тебя разберутся. Внук мой погостить когда приезжал, книжку с собой привез. Не помню, кто писатель. А называлась “Два года каникул”. Вот и у тебя каникулы сейчас будут. Не два года, конечно, не бойся. И не отдыхать ты будешь. Но про дом пока не думай, другая у тебя будет задача. Ты нам нужна. Но и мы тебе тоже. А то больно много в тебе всего лишнего. Других учишь, а сама с собой никак не разберешься. Книжек много вокруг тебя, а простых вещей не знаешь. На, пей, а я пойду, постелю тебе наверху в светелке. До конца всё допивай, чтоб ни капли не осталось, слышишь? А про Люсю свою не думай, с ней-то всё хорошо будет, позаботимся,- с этими словами старуха встала из-за стола, куда присела, пока Анна ела вкуснейшее мясо с картошкой и жареным луком, и направилась в сторону лестницы, ведущей наверх.

Анна удивленно слушал ее, попивая вкуснейший отвар из лесных трав из огромной глиняной кружки, украшенной небольшими узорами в виде незнакомых существ, похожих на мифологических драконов. По крайней мере, Анна представляла их именно такими. Откуда эта женщина знает про то, что Анна несколько лет преподавала студентам историко-архивного института? Про ее работу с книгами? А про Люсю, которая сидит сейчас одна дома и, наверное, уже съела всю оставленную ей еду?!

Но терзаться всем этим не было сил. Голова тяжелела, и казалось, сейчас упадет. Анна смутно осознавала, что старуха вернулась и повела за собой по узкой лестнице наверх, в маленькую уютную комнату, в которой так же, как и по всему дому, приятно пахло травами. Из всего дальнейшего Анна запомнила только то, что она поблагодарила женщину, сбросила с себя, наконец, ненавистное уже грязное пальто и всю остальную одежду и оказалась в кровати, покрытой выглаженной и накрахмаленной простыней, которую хотелось гладить и трогать. Но в сон клонило неимоверно. Было такое ощущение, что внезапно все оставшиеся силы начали покидать ее, и дремота крала каждый сантиметр ее тела. Она начала вспоминать опять про свою свекровь, как та рассказывала, что будучи замужем за Мишиным отцом, каждый день вручную стирала и гладила комплект постельного белья, потому что считала что любой муж заслуживает в том числе и такой заботы.

Но как только голова коснулась подушки, набитой, судя по запаху, чем-то похожим на шишечки хмеля, Анна начала проваливаться в сон. Последнее, что она успела услышать перед сном, это то, что к женщине кто-то пришел. Негромкий мужской голос спросил:

- Она уже уснула? Ты сказала ей?

Дальше - сон.

Пробуждение вышло внезапным.

Анна подняла голову с подушки, потянулась. Выспалась она неплохо. В Москве такое бывало редко. Дома она просыпалась обычно, начиная еще в полусне прислушиваться к своим ощущениям в поисках чего-то плохого, что будет мешать ей сегодня весь день. Плохое, точно, тут же находилось, и Анна чувствовала от этого мрачное удовлетворение. Это мог быть неприятный привкус от какого-то давнего и вдруг почему-то вспомнившегося разговора с начальницей, боль в спине, несильная, но вызывающая мысли о страшных равнодушных садистах-врачах с невыговариваемым названием “вертебропатологи”, к которым рано или поздно придется обратиться и всё вдруг окажется совсем плохо, или мысли о сотне других неприятностей, которые могли испортить жизнь.

Сейчас плохое выискивать в жизни не хотелось. На него было попросту наплевать. Не было ни неприятных давящих воспоминаний о прошлом, ни страха перед будущим, никаких желаний вообще, только приятное ощущение, что она есть вот здесь, вот в эту секунду, и что так и должно быть, а всё остальное не имеет значения.

Постель была похожа на ее домашнюю кровать, но никак не ту, на которой она уснула.

Оглянувшись вокруг, она с удивлением отметила, что обстановка изменилась до неузнаваемости. Никаких пучков трав не было и в помине. Слева на стене висела большая плазменная телевизионная панель. Лампа в виде цветка лотоса стояла рядом с журнальным столиком, на котором были красиво разложены газеты и журналы. Именно к ним Анна и потянулась, потому что любые написанные где-то слова на любом языке сразу же привлекали к себе Анино внимание. Это относилось даже к надписям на заборе, которые Аня автоматически прочитывала, потом краснела, ругала себя, но в следующий раз, оказываясь перед очередным образчиком уличного творчества, совершала ту же ошибку.